Медальон сюрреалиста - страница 14

Всего этого Антон Барсиков своим коллегам не рассказывал. Да и чего им рассказывать?! Разве этих черствых циников чем-нибудь проймешь?! К бабке не ходи, новую хохму сочинят и будут ржать.

– Ничего себе киса! – изумился Михаил. – Как пантера, задрала насмерть!

– Предположительно смерть наступила от потери крови. Погибшая упала на сучок, он вошел ей в шею и повредил артерию, – пробубнил Малахов.

– Вот я и говорю – кошечки пошли!

– Кошка в лесопарке? – усомнился Тихомиров. – Алексей, ты ничего не путаешь? До ближайших домов не меньше километра. Уличные кошки в парке жить не станут, питаться здесь нечем, уличные около помоек водятся, а домашние – тем более сюда не забредут.

– Может, ее тут выгуливали и она сбежала, – предположил Небесов.

– Выгуливали?! Кошку?! В лесопарке?! Ну-ну, – в голосе Ильи Сергеевича сквозило разочарование. Он сразу понял, что у капитана нет и никогда не было пушистого питомца, что в сложившихся обстоятельствах было явным минусом. Плох тот работник, который не разбирается в теме, в данном случае в кошках. – Здесь даже с собаками не гуляют, ни одного собачника не видно.

– Это от того, что выгул собак в парке запрещен – при входе написано! А про кошек там ничего не сказано, вот и выгуливают их тут все, – продолжал гнуть свою линию Михаил.

– Ни разу не видел, чтобы кошек вообще выгуливали! – разозлился Тихомиров. У него самого дома жил откормленный британец Себастьян. Кот нос на улицу не высовывал, даже на балкон не выходил, чтобы не повредить нежность бархатных лапок на твердом бетоне. Или же Себастьян беспокоился, чтобы его там не оставили, предпочитал гулять на коврах и диванах. Следователь отлично помнил, как однажды пытался показать Себастьяну улицу. Посадил его в переноску и вынес во двор на лужайку. Кот всю прогулку просидел в переноске, а когда его вернули домой, осмелел и устроил концерт, дав понять хозяину, чтобы тот больше так не делал.

– Может, барышне наружность подпортили в другом месте, а здесь её кто-нибудь затылком о сучок приложил? – задумчиво произнес Тихомиров.

– Или сама упала! – вставил Барсиков.

– Экспертиза покажет. Царапины свежие, к тому же на трупе обнаружена кошачья шерсть, на траве поодаль найдена такая же. Вот, полюбуйтесь! – Малахов предъявил целлофановый пакетик с рыжим пухом.

– Несчастный случай, – заключил Небесов. – Животные под кодекс не попадают.

– В отличие от их хозяев, – возразил следователь.

– А вот не факт. Сколько народу бойцовские псы перегрызли, а с их владельцев всё как с гуся вода. Мало кто из них получил реальный срок, все всегда отделывались административными взысканиями или вовсе отмазывались. А здесь кошка. Кто же за кошку судить станет? Это же цирк на палке! – не сдавался Небесов.

– Вот именно – кошка! Слабое животное, небольшого размера. Причиной смерти кошка быть не может. Вывод: девушка споткнулась, неудачно упала. Налицо несчастный случай, – поддержал коллегу Барсиков.

– Причиной смерти может послужить и аквариумная рыбка, и хомячок, и даже бабочка. Все зависит от обстоятельств, – философски заметил Малахов.

Погибшая Елена Степановна Земскова двадцати пяти лет жила довольно далеко от Юнтоловского лесопарка – в противоположной стороне города, на улице Чекистов, там она снимала комнату, а зарегистрирована была и того дальше – в городе Лодейное Поле Ленинградской области. Земскова никаких животных не держала – квартирная хозяйка их не жаловала, да и некогда было за ними ухаживать. Елена работала горничной в доме бизнесмена Александра Тимофеевича Меньшикова. Это стало известно из записей в телефоне погибшей – «работа», «дом Л. Поле», «дом на Чекистов» – и в результате проделанной оперативной работы.

По словам хозяйки квартиры Ксении Андреевны Москалевой, у которой снимала комнату Земскова, Елена была девушкой аккуратной и тихой, что ей нравилось, но это и настораживало, ведь в тихом омуте черти водятся.

– И я не ошиблась! Баба Ксеня никогда не ошибается! – самодовольно похвалилась женщина. – Моя жиличка все время скромницей прикидывалась, как монашка выглядела: ни тебе пудры, ни помады. Волосики в хвостик соберет, кофтенку серенькую, брючки невзрачные напялит и пошла. Словно не девка молодая, а старушенция. Никитична, соседка моя, на девятом десятке и то лучше одевается. А однажды гляжу – приматренилась! Вырядилась во все яркое, короткое, на ногах каблучища: цок-цок-цок по коридору. Они-то ее и выдали! Я спросонья не разобрала, что это Ленка. Хотела ее заругать за то, что в гости шалав всяких водить стала. А потом пригляделась – едрить твою колдырить! Это же моя жиличка! Я дара речи лишилась и ничего ей не сказала. А она мне: «Здрасте, баба Ксеня» – и нырк за дверь.