Медианн №2, 2019 - страница 9

Срединный мир встретил грязью дорог, скрипом колес на осях телег, многоголосьем столпившихся на перекрестках нищих. Пастухи гнали мулов через пустые пастбища; стояли полуразрушенные храмы с распахнутыми дверьми, а в воздухе хищно вились вороны, изредка пикируя, чтобы схватить объедок из руки зазевавшегося человека. Однажды ворон и прочих птиц стало слишком много, а кабину заполнил тошнотворный сладкий запах, от которого сморщились даже привыкшие ко всякому мужчины-попутчики. Вскоре из-за поворота появился и источник смрада.

Вдоль дороги на деревянных крестах были распяты десятки людей. Их окровавленные тела обмякли под тяжестью собственного веса; вороны выклевали их глаза, а мухи вились на сладком пиршестве, успевая откладывать личинки в загноившихся ранах казненных. Самым страшным оказалось то, что многие из людей были еще живы — они вяло шевелились, пребывая то ли в беспамятстве, то ли уже на пороге смерти.

— Господи, что это?! — взвизгнула Альтаир.

— Местные порядки, — буркнул ей в ответ Кьезон, — Казнокрады, насильники, убийцы: всех трибун вешает на крест!

— Римляне… — подытожил Зэмба. — Не в обиду тебе, Кьез, но ваши порядки иногда чересчур жестоки.

— Цезарь, — сказала вдруг Лили, и все оглянулись на нее с удивлением.

— Что «Цезарь»?

— Он вешал тоже. Но нечасто. Давал жить. Многим.

— Что она несет, Альтаир? — спросил Зэмба.

— Не знаю… Может, она жила во времена Цезаря?

— Тогда ей лучше помалкивать! В Истинном Медианне многие недолюбливают Цезаря, даже сами римляне. Говорить о нем следует либо плохо, либо ничего.

Лили промолчала.

Они приблизились к фермам на окраине обширного поселения, построенного на холме. Снизу текла река, бурная и широкая, раскинувшая свои воды от одного лесистого берега до другого, где возвышалась судоверфь с деревянными стапелями и несколькими промышленными зданиями. Сезарро притормозил у верфи.

— Ладно. Луций, на тебе машина, отгонишь ее. Кьез, Зэмба, пакуйте наших девочек и айда со мной на баржу.

Начался новый этап их путешествия, на сей раз по воде. Вечером они погрузились в рыболовецкую баржу, курсирующую вниз по течению реки. Альтаир и Лили досталась тесная каюта с одной кроватью. За одной стенкой храпел Кьезон, за другой Сезарро. Египтянка ехидно посмотрела на подругу, когда они готовились ко сну:

— Кровать тесный, спать будем в обнимку?

Уже ночью, когда они занялись любовью, Лили задала удивленный вопрос:

— Альтаир, я чувствовать себя так хорошо… И мои царапины, мои ушибы — ничего больше не болеть.

Девушка ласково погладила любовницу по щеке.

— Так будет каждый раз. Поэтому я необычная.

— Ты лечить людей любовью?

— Можно и так сказать… Каждый, кто переспит со мной, избавится от болезней и ран.

Лили помолчала, обдумывая сказанное.

— Это мир чудес?

— Мир злых чудес. Здесь всякое бывает.

— Знаешь, мне так хорошо, как с тобой, быть когда-то с одним человеком. Но это быть мужчина.

— И кем же он был?

— О, это быть великий царь. Он побеждать всех. А я быть царица.

Сказав это, она повернулась на бок и уснула.

За круглым иллюминатором проплывали берега срединного мира, окрашенные в лиловые вечерние сумерки. Альтаир впервые в жизни видела ночь. В Дорае никогда не темнело.

Спустя еще неделю баржа причалила у многолюдного города Фоэторис. Свечение эфира ослабло: где-то вдали терялись замысловатые строения и узкие улочки, а из-за повисшей в воздухе кисло-сладкой вони испражнений, машинного масла и рыбы горло сразу стискивало влажным комком. Таков он был, Фоэторис — город тысяч национальностей, сотен языков, миллионов человеческих лиц, мелькающих на грязных улицах. Уже на верфи их встретили сидящие за переносными прилавками торговцы, наперебой предлагающие свои товары — все, что угодно, от ухвата для сковороды до восточных пряностей. Китайцы, японцы, египтяне, хетты, ассирийцы, англичане, галлы, даки, римляне… Люди из разных эпох и их отпрыски, воспитанные в традициях предков. Люди, многие из которых прибыли из ниоткуда, чтобы отбыть здесь свой короткий век и отправиться дальше — в следующую загробную жизнь.

В Амадисе довелось повидать всякое: и голодающих, столпившихся около Дворца во время празднеств, и ополоумевших убийц, способных вонзить кинжал в сердце за один косой взгляд. Но столь отвратительной нищеты Альтаир не могла себе и представить. Отходы, судя по всему, просто выплескивали из окон на улицу, поэтому всюду воняло мочой; от многочисленных лестниц разило прогнившим деревом и крысиным пометом, со скотобоен несло выпущенной кровью и бараньим салом, из дубилен — щелочью, от кладбищ — сладковатым смрадом разлагающихся человеческих тел. Люди мочились и испражнялись в подворотнях, ненадолго подняв подол платья или спустив штаны. Исхудалые коровы бродили по индийским кварталам, тощие псы дрались за огрызок кости с нищими, совсем потерявшими человеческий облик. Мануфактуры пыхтели копотью и чадом из толстых труб. Городовые стояли на площадях и перекрестках, важно задрав шапки и не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг безумие.