Медный лук - страница 14

— Лия, — недовольно повторила бабушка. — Это Даниил, он к нам вернулся. Столько лет спустя!

Юноша облизал пересохшие губы:

— Мир тебе, Лия.

Девушка подняла голову от работы, глаза удивительной голубизны — а в них такой страх, что у него просто дыхание перехватило.

— Не обращай на нее внимания, — буркнула старуха. — Она к тебе скоро привыкнет. Постыдилась бы, Лия. Принеси брату воды. До чего же ты невоспитанна!

Девушка не двигалась. Даниил с тоской в груди ждал и, наконец, заикаясь, произнес:

— Лия, не узнаешь меня? Забыла уже, как всегда приносила мне воду, когда я возвращался домой?

Она снова подняла голову. Брат заметил в голубых глаза первые следы узнавания.

— Ты и вправду Даниил? — голосок тоненький и дрожит. — Где ты так долго пропадал?

— Принесешь мне воды, ладно, Лия?

Она послушно встала из-за станка, подошла к большому глиняному кувшину у двери, налила в долбленую деревянную плошку воды — движения плавные, грациозные. Но протянутая рука дрожит, вода чуть вся не расплескалась. Он неловко взял плошку, наклонился омыть ноги. Чего он ждал? На что надеялся? Ничего не изменилось, словно и не прошло пяти лет. Нет, стало еще хуже. Теперь его сестре Лии пятнадцать. А в глазах все тот же страх.

До них донесся последний призыв рога — начинается суббота. Бабушка зажгла лучинку, поднесла к субботнему светильнику.

— Скажи благословение, Даниил, — попросила она. — Хорошо, когда это делает мужчина.

Он помедлил, но слова сами, хотя и с запинкой, пришли ему на язык:

— Благословен Ты, Господь наш, Царь Вселенной, Который освятил нас заповедями Своими и повелел нам зажигать субботний свет.

Они уселись на жесткий земляной пол вокруг потрепанной циновки, и снова бабушка взглянула на внука. Давным-давно, в первое время жизни в пещере, он еще повторял про себя положенное благословение. Его он помнил:

— Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка Вселенной, вырастивший хлеб из земли.

Благословлять Господа почти и не за что: жидкая чечевичная похлебка, немного черствого ячменного хлеба. Он заметил — бабушка с Лией ничего не едят, только смотрят на него, провожая глазами каждый кусочек — от миски до рта.

— А вы почему ни до чего не дотрагиваетесь? — спросил Даниил.

— Мы уже поели, — ответила старуха.

Но Лия врать не умела.

— Бабушка велела оставить тебе, — голосок такой чистый, детский. — Сказала, ты, наверно, ужасно голодный.

У Даниила враз пропал аппетит.

— Поешь со мной, — попросил он, подвигая миску поближе к сестре.

Испуганно взглянув на бабушку, девочка отломила корку хлеба, обмакнула в похлебку. Он увидел тоненькие синие прожилки, просвечивающие сквозь кожу, запястья хрупкие, словно птичьи лапки.

Откуда вообще в доме еда? Он никак не мог сообразить, как задать этот вопрос.

— Хороший хлеб. Сами выращиваете?

— Доля нищих, — резко ответила старуха.

Лучше бы ему не спрашивать. Только представить себе — бабушка ходит за жнецами в поле и подбирает то, что они уронили — упавшее наземь по закону принадлежит нищим.

После еды все сидели в молчании. Бабушка не задавала никаких вопросов. Рада она его приходу? Старуха, похоже, слишком устала, чтобы радоваться чему бы то ни было. Опустила голову, уткнула подбородок в складки накидки и беспокойно, то и дело просыпаясь, дремлет. Наверное, по-прежнему работает в поле, выращивает кетцу — черный тмин, в честь которого и названо селение. День-деньской шагает по полю, работы много — сначала сеять, потом полоть, а только голубые цветочки опадут, выколачивать покрытые пухом маленькие, острые на вкус зернышки, они хорошо идут на рынке — хозяйки приправляют ими еду.

Даниил оглядел комнату. Помнится, в доме был второй этаж, но настил давно обрушился, остался только узкий его кусок, там еле-еле можно уместиться на ночь. В земляном полу яма с холодной золой старого очага. В комнате почти нет мебели — только дряхлый деревянный сундук да ткацкий станок, за которым работает Лия.

Стало совсем темно, раздался еле слышный звук. Бабушка подошла к двери, впустила в дом черную козочку. Та сразу побежала к Лии, девочка обняла ее за шею. Козочка ткнулась в нее носом, а потом устроилась рядом, положив морду хозяйке на колени. Лия сидела, поглаживая мягкую шерсть, накручивая на пальцы черные прядки маленькой бородки, и тихо что-то бормотала, словно голубка на крыше. Даниил смотрел на сестру, смущение и неловкость куда-то исчезли. Как же она похожа на маму! Тут он наконец разобрал, что она бормочет.