Медовый месяц без гарантий - страница 9
Но он не мог думать ни о чем, кроме как о женщине, странным образом заполонившей все его мысли. Как и четыре года назад, когда она вошла в новенький офис архитектора и, представившись журналисткой одного из нью-йоркских изданий, уговорила его на интервью. Она слушала его с таким вниманием, что после часа беседы он предложил продолжить разговор за ужином. В ней все казалось идеальным – каштановые локоны с золотистым отливом, длинные ноги в черной мини-юбке, грудь, словно созданная специально для его касаний. Проверить, что это на самом деле так, удалось не сразу – после ужина и приглашения остаться у него на ночь выяснилось, что она девственница.
– В двадцать лет? Как это возможно?
– Ну, может, я просто не догадываюсь, что теряю. – Она смеялась над собой и приглашала его присоединиться.
Ее открытость и откровенность убедили его, что она действительно журналистка, из хорошей семьи, с дерзким языком и остроумием, способным поспорить с его собственным. Что могло пойти не так?
Ничего, кроме того, что содержимое не соответствовало обертке. Ее образ оказался насквозь фальшивым.
Стук чашки, которую она поставила на стол, вернул его в реальность.
– Я лучше пойду. Ты не хочешь видеть меня здесь. – Она оглянулась в поисках сумочки, которая лежала в кармане его пальто. Пусть остается там, пока Имоджен пытается сделать вид, что у нее есть другие варианты.
– Куда?
– Поговорю со своим арендодателем…
– Нет.
– Чего ты хочешь от меня, Тревис?
– Давай начнем с объяснений. Куда делись все мои деньги? – Он показал на пижаму Имоджен, единственную ее собственность, которую она к тому же не могла оплатить. – Куда делись твои?
Она со вздохом опустилась обратно на диван и прижала к груди подушку.
Скажет ли она правду? Или соврет снова? И как отличить одно от другого?
– Я пыталась спасти бизнес отца.
– Издательство.
– Газеты и журналы. Печатные СМИ.
– Ты говорила что-то про неправильную ставку.
– Ты представить не можешь, как много я на нее поставила. Твои деньги, деньги, оставшиеся от мамы. Отец продал дом и ликвидировал все, что на тот момент не было вложено в бизнес. Мы отдавали туда все до копейки. А потом ему пришлось лечь в больницу – и снова счета. Мое имя везде. Я не могла объявить о банкротстве, пока он был жив, этого унижения он бы не перенес. Пыталась сделать вид, что все хорошо, а сама продавала мебель, одежду, мамины украшения, чтобы свести концы с концами. Последней каплей стала его кремация. Я сильно задолжала с арендной платой, и меня выселили. К тому времени у меня не осталось друзей, зато остались долги. Я хотела начать заново самостоятельно и этим сейчас и занимаюсь.
– Этот наводненный тараканами бордель – это и есть новое начало? Почему ты не пришла ко мне?
– Как мило. И что бы ты сказал?
Ничего, что она не успела услышать. Но он не позволил бы ей туда вернуться. Не допустил, чтобы она упала в обморок на улице.
– Ты вышла за меня замуж, чтобы получить доступ к своему трастовому фонду. Нет?
Она нехотя кивнула. Почему она прячет глаза? Из чувства стыда? Или скрывает что-то?
– Хотела помочь отцу. Но экономист из меня вышел не очень толковый. Я хорошо знаю работу электронных СМИ, но он считал это бесполезным, консерватизм брал верх. Да если бы он и решился, уже было слишком поздно.
– И ты на мели.
– Я на таком дне, что оттуда видны только звезды.
– Ты говоришь правду? Потому что, если на самом деле речь идет о наркотиках или чем-то подобном, лучше сказать. Я помогу тебе.
– Если бы. Тогда хотя бы не было так больно.
Казалось, она не врет, но все же…
– Как бы мне хотелось тебе доверять.
– А что изменится? Я благодарна тебе за больницу. Попытаюсь вернуть долг, когда выиграю в лотерею, но… но с завтрашнего дня наши жизни снова не будут пересекаться, так что…
Она пыталась не выдать волнения, произнося эти слова, но сердце екнуло.
– Было бы здорово, но я уже взял на себя ответственность за твои счета в больнице. За тебя. Что мне делать? Отпустить обратно на улицу? В разгар зимы? Так получилось, что у меня есть совесть.
– Намекаешь, что у меня ее нет?
– Ты действовала из чистого расчета.