Медовый месяц Золушки - страница 8

стр.

В этот миг послышались шаги, и Лариэль легко узнал, чьи они…

- Послушай-ка, сюда отец идет… Увидит тебя в этом - не поймет же!- зашептал он.- Играй теперь в служанку и дальше… а как иначе-то? Вон там, на лестнице… Только спиной, спиной!

мало в чем уверен был король…почти ничего не знал наверняка… Он легко загорался и легко падал духом. Свою горностаеву мантию он, похоже, носил не столько как символ королевской власти, сколько просто затем, чтобы меньше зябнуть. Даже летом.

Алкид Второй вошел с красивой продолговатой коробкой.

- Сынок! Ну наконец-то! Я ищу тебя! - тут он перехватил взгляд сына, обращенный на коробку, сразу же смутился и поставил ее за ближней пальмой в "зимнем саду".

Принц сказал, что папиного пробуждения он ждал сегодня только к обеду… На это король изволил заметить, что, хотя голова у него и звенит после вчерашнего, но встал он, как всегда, и уже работает. Лариэль хмыкнул недоверчиво. Он знал, конечно, что быть королем - это работа, и трудная, но, кроме того, он знал еще и папеньку…

- Подписывал что-нибудь? - спросил принц без особого интереса. - К примеру, Указ о том, чтобы на радостях выпустили из тюрем несколько тысяч жуликов?

- Я хотел, но свояченица сказала: люди скажут, что у нас общие радости - у короля и у жулья!

- Вечная тетя Гортензия, - покачал головой сын. - Ну хорошо, а тех молодцов ты наградил, по крайней мере? Отряды, что искали мою невесту? Примеряли потерянную туфельку почти на девятнадцать тысяч женских ног?

И тут отец еще больше пожелтел лицом. Объявил, что, как ни конфузно, а больше не из чего чеканить медали. Не только серебра нет в казне, но - совестно сказать - даже меди! Скоро вообще ленточками придется награждать за верность и доблесть. Ленточками и бантиками!

Принц перестал расспрашивать. В хмурой задумчивости он занялся своим эспандером, а заодно быстренько оглянулся на лестницу, где возилась "служаночка", не замеченная покамест отцом. Интересно, слышит она, в какой неприличной бедности находится государство? На свадьбе-то никак нельзя было понять, что финансы - тю-тю… Что подумает она, когда до нее дойдет?…Неожиданно папа рассердился:

- Оставь в покое эту резину! Или ты делаешь гимнастику, или говоришь с отцом!

- С чего ты такой брюзга сегодня? - спросил Лариэль. - Вчера Анна-Вероника восхищалась твоей веселостью, которая очень тебя молодит… Гляди, не разочаруй!

- Восхищалась, говоришь? - заулыбался и посветлел король. - Нет, правда? Скажи своей жене, что это - взаимно! Я не про глазки- губки, не про ножки-ручки - это тебе виднее… Я доволен тем, что девочка добрая, скромная, не вертихвостка. И не акула. Сейчас акул среди них полно… Но у Анны-Вероники - другая, знаешь ли, крайность: проста чересчур, бесхитростна… А ты - ветрогон! А я - тоже не из твердокаменных королей… Кстати: нужно как-то бороться с тем, что меня прозвали "Уступчивым"… по-моему, это ужасно! Еще до королей- соседей дойдет… они тогда обнаглеют! Приказать, чтобы хватали всех подряд, кто обо мне так выразится? Но тогда и свояченицу нужно: она меня даже обозвала "интеллигентом"! Как думаешь, никто нас не слышит? - внезапно спросил король.

- Абсолютно, - отвечал Лариэль быстро и громче, чем надо. - Мы одни, ты же видишь…

- Не скажи, - папа, наоборот, понизил голос. - У карлика, у барона Прогнусси, - везде уши… в туалете даже… по крайней мере, все так говорят. Так вот: я сегодня в холодном поту проснулся от этих мыслей: что же у нас выходит в сумме? До чего мы доведем королевство - уступчивый "интеллигент", ветрогон и кроткая, простодушная девочка? Мы же его профукаем!

- Полно, отец, ну что за самоедство? - Лариэлю не нравилось, что такое могла слышать молодая его жена. - Моя ветренность - она, считай, в прошлом. Не мальчик уже. Я готов включиться в дела, помогать тебе…

- Правда? - обрадовался король. - Я верю, сынок…Я хочу верить! Начнем прямо сейчас. - Тут он вернулся к своей красивой коробке, достал ее из-за пальмы, распаковал… - и принц глазам своим не поверил, до того странный предмет был вынут оттуда. Более, чем странный! Алкид Второй держал в руках белый, довольно изящный гипсовый слепок