Медсанбат-0013 - страница 9

— Становитесь повзводно. Общее построение.

И тотчас люди начали двигаться, а голоса смолкать. Сафронов уловил в них то же легкое напряжение, что и в самом себе.

«Тоже волнуются», — подумал он.

Быть может, случись это днём, он чувствовал бы все по-другому, но сейчас, ночью, ощущение было особое, обостренное.

Командир медсанбата объяснил задачу:

— Передислокация. На свертывание один час.

НШ добавил:

— Командиры взводов, ко мне. Получите машины и водителем.

И снова все пришло в движение. Загудели машины. То там, то здесь ночную темноту разрезали лучи фонариков.

Люди переговаривались, наверное, не слышнее, чем днём, но в ночной тишине голоса слышались резче, отчетливее, они перемешивались, сливались и снова отдалялись друг от друга.

Вернувшись к своей палатке вместе с водителем, Сафронов начал отдавать команды, кому что взять, за чем проследить, кто за что отвечает.

Подчиненные с непривычки, да еще в темноте, все путали, сталкивались и ворчали один на другого.

— Тихо! — прикрикнул Сафронов. — В первую очередь вынести медикаменты, перевязочный материал и шины.

— Уже вынесли, — ответила Стома.

Только теперь Сафронов заметил, что сестры стоят в сторонке под сосной и не участвуют в общей суете и движении. Подле них действительно находилось все положенное имущество. А они сами были в шинелях, туго перетянутых ремнями.

— Нужно машину, — сказала Люба, — чтобы сразу грузить.

— Это верно, — согласился Сафронов, не придав значения тому, что предложение сделала сестра, подчиненная, а не он, командир. — Сюда подъехать можете? — спросил он шофера.

Шофер козырнул и скрылся за деревьями. Из палатки донёсся дружный хохот. Сафронов бросился туда:

— В чем дело?

Санитары не могли остановиться, лишь показывали пальцами на Галкина.

Тот стоял, виновато склонив голову, и тоже улыбался. Лицо у него было чем-то измазано и блестело в свете фонарика.

— Посуду хотел вылизать, — объяснил он. — Нетто грязную везти?

— Приведите себя в порядок. Выносите носилки, — распорядился Сафронов.

Подошла машина.

— Грузимся. Быстро! — подал команду Сафронов.

И опять он услышал слова Любы, обращенные не к нему, будто бы к шоферу, хотя к тому обращаться было незачем, — он здесь не командует.

— Сначала палатку надо.

— Да, да, палатку, — опять согласился Сафронов. Палатку не могли закинуть в кузов. Брезент плохо свернули, и он расползался под руками, как вата.

— Отставить! — крикнул Сафронов. — Сверните снова. Туго сверните. Кубышкин!

— Тяжелая, стал быть, — кряхтел Лепик, затягивая палатку в кузов.

— А ты дрын подсунь, — советовал Трофимов. — Не за верёвку тяни, за палку.

«Не зря он сержант, — оценил Сафронов. — Парень, видать, смекалистый».

Разные чувства одолевали Сафронова: и радостное волнение, с которым он бежал по тревоге, и желание сделать все быстро и хорошо, не отстать от других взводов, и досада, что дело не налажено и валится из рук. Он то бросался помогать подчиненным, то наблюдал за их работой со стороны, то давал указания, то отходил з темноту, скрывая раздражение.

Палатку погрузили вроде бы нормально, к самой кабине, носилки — плохо. Они торчали из кузова, как ложки из стакана.

— Переложить, — приказал Сафронов. — Сложить их аккуратно по бортам.

Он поминутно зажигал фонарик и поглядывал на часы.

— Время еще есть, — сказала Люба, неизвестно почему оказавшаяся рядом.

— Конечно, — согласился Сафронов и ощутил благодарность к этой девушке, её успокаивающему голосу.

— Место у кабины оставьте, — попросила Стома. — Там мы сядем.

— Оставим, сестрица, оставим, — крикнул из кузова Галкин. — Само тепленькое, само мягонькое.

И снова он напомнил Сафронову Михаила Алексеевича — его подопечного в госпитале, в дни учебы на военфаке.

Мысль о Михаиле Алексеевиче, об учебе, о военфаке промелькнула неожиданно и показалась далёкой, почти потусторонней. Здесь, в ночном прифронтовом лесу, был он, был его взвод, было ощущение неизвестности, а там, где-то далеко, почти в сказочном тылу, — свет, громко говорящее радио и все остальное.

— Кубышкин, — прервал свои размышления Сафронов. Он видел, что погрузка окончена, но ему хотелось услышать об этом, хотелось, чтобы все было как положено. — Кубышкин, как дела?