Медвежья падь - страница 5

Архип шел от могилы к прииску. Шел с чувством, что навсегда покидает этот косогор. Время все сотрет, исчезнет холмик, упадет крест, и ничто уже не напомнит историю трагической гибели старателя-бергало. Вечны только жизнь и смерть. Но пока жив человек, он не должен забывать эту оставленную в глуши амыльской тайги могилу.

С грустными мыслями возвращался старатель домой на прииск. Все, произошедшее за последние сутки, тревожило и будоражило. А тут еще голова болела от удара пихтовым торцом-коротышом. День был жарким, донимал гнус, и сильно вспотевшая голова и часть лица, где была сплошная короста-болячка, зудели и чесались, сильно саднили.

За этими трагическими, бурными событиями - гибелью напарника, охотой на медведя-людоеда, похоронами Никишки боль как бы была, но была где-то далеко и не так остро донимала. Архип понимал, что в том напряжении, в каком он находился, было попросту не до нее. Две бессонные ночи подряд (одна - в шурфе, другая - на лабазе) тоже сделали свое дело - он падал с ног от усталости. Поэтому когда уже затемно вошел в свою избушку, то, сбросив котомку на лавку, даже не раздеваясь, упал на топчан и сразу уснул мертвым сном.

Утром проснулся от певучего девичьего голоса:

- Вставай, соня, уже и солнышко высоко, а ты все спишь. Проспишь свое счастье, так бабушка говорила.

Архип, не открывая глаз, с удовольствием слушал, что говорит его соседка Настя. И так по- домашнему это звучало, так уютно и покойно слушалось, что вспоминалась матушка, - она так же будила его утрами в детстве. Так же говорила о солнышке, о том, что птицы давно и вовсю поют, и что только он один может проспать-пролежать свое счастье.

- Вставай, умойся, да есть садись, - продолжала девушка. Я картошки отварила, с черемшой соленой хорошо будет. Молочка у соседей добыла - тетка Марфа недавно корову подоила.

Не дождавшись ответа, тронула Архипа за плечо, сочувствующе спросила:

- Назарка вчера рассказывал, что там с Никишкой и с тобой случилось. Говорил, что тебя чуть не убило бревном в шурфе, когда зверь его ломал. Рассказывал также, что ты караулить его в ночь остался. Я так боялась, всю ночь не спала, Богу молилась, чтобы все хорошо закончилось. Ох, и собачья жизнь у золотничников-бергало, - вздохнув точь в точь, как покойница-мать когда-то говорила отцу, - не в шурфе завалит, так зверь задерет. Не в горах заплутает, с голоду помрет - так лиходеи-бандиты подстрелят. Что там с медведем-то, убил? - спросила она.

- Ничего, Настюха, - резко поднимаясь с топчана, громко сказал Архип. Живы будем - не помрем. Медведя я застрелил, Никишку похоронил. Бог не выдаст - свинья не съест, - продолжал он, уже потихоньку умываясь. Аккуратно вытираясь чистой тряпицей вместо полотенца, стараясь не задеть коросту-ссадину на лице и виске, продолжал:

- Давай сюда картошку, и черемшу давай, и молоко. Я уже полтора суток не жрамши, маковой росинки во рту не было. Так что ты, кормилица, вовремя подгадала. Придется, видно, жениться на тебе, - шутливо говорил он, усаживаясь за стол и принимаясь за еду.

- Да ну тебя, тоже мне жених нашелся, - смущенно закраснела Настя. Поешь, чашки я потом после работы заберу, - и убежала.

Только сейчас, когда очень быстро опустели чашки и кувшинчик с молоком, понял, что был не просто голоден, а зверски. Но теперь, когда желудок предлагал спокойствие и сонливость, вяло, но все-таки текли воспоминания вчерашнего и позавчерашнего дней. А еще Архип думал о соседке.

Жили они рядом, с детства играли вместе. Сейчас ему было уже девятнадцать, Настя была на два года моложе. Отцы у обоих сложили головы за империю, которой теперь нет. Царя скинули, но война продолжалась. Многолюдство на приисках поредело, жить стало не в пример тяжелее. Еще будучи подростком, она уже «бегала под галькой», как говорили приискатели. Отвозила вместе со сверстниками в отвал и дополнительно проверяла пески (промытую породу). Это очень тяжелый физический труд - работа вместе со взрослыми от зари до зари за свои 15 рублей в месяц. Ну а сейчас, когда большинство мужчин мобилизовали на фронт, работала промывальщицей на приборе, через который проходила золотоносная порода. Его не загребли в армию по причине двух сросшихся пальцев на левой руке, что ему совершенно не мешало в работе.