Меги. Грузинская девушка - страница 43

Прошло несколько месяцев. Меги почувствовала себя беременной. Тогда, на мельнице, все-таки случилось непоправимое. Позор облекался в пятно во плоти, обретавшее жизнь. Меги испытывала такое отвращение к своему собственному телу, что ей иногда хотелось выплюнуть себя из самой себя. Она доверилась Цецилии. Княгиня посоветовала ей избавиться от плода, но Меги, предпочитавшая избавиться от самой себя, не согласилась с княгиней. Однако помощь пришла неожиданно скоро. Однажды вечером после того, как Меги подняла тяжелый груз, она выкинула мертвого ребенка. Князь торжествовал: выкидыш был для него неопровержимым доказательством невиновности жены. Меги скоро оправилась, но пережитое подтачивало ее сердце. И все-таки, несмотря ни на что, она порой чувствовала себя девушкой, целомудренной, ничем не запятнанной.

О выкидыше скоро узнал весь княжеский дом, и слух о нем дошел до деревни. Меги сгорала от стыда. Молодой князь стал приставать к ней пуще прежнего. И тогда она решила навсегда уйти из Гурии. Цецилии не хотелось отпускать от себя полюбившуюся ей девушку, ставшую ей почти подругою. Но Меги ничто и никто уже не могли удержать. Тайком, доверившись лишь княгине, она покинула дом Эристави.

Меги снова дышала ароматом трав влажной мегрельской земли. Ее тоска по матери была так сильна, что она уже не боялась рассказать ей и о своем позоре, и о пережитых кошмарах. Она начала воспринимать свою судьбу как нечто закономерное и само собой разумеющееся. Она шла медленно, погруженная в свои мысли. Вдали послышались звуки «Челы» мегрельской аробной («Чела» означает по-мегрельски «буйвол»). Сердце ее радостно забилось. Она зашагала быстрее, нагнав скоро пару буйволов, запряженных в арбу. Они шли нехотя, меланхолично, и песня молодого погонщика тоже была грустной. Когда Меги приблизилась к нему, он прервал песню. На арбе сидела женщина с девочкой лет десяти. Девочка спала, положив голову на колени матери. Женщины обменялись приветствиями, и незнакомка предложила Меги место рядом с собой. Разговор не получался. Меги стала приглядываться к ребенку. Он спал, время от времени всхлипывая во сне. Вдруг девочка громко надломленно вскрикнула: казалось, будто зазубренный нож перерезал ее сон. Глаза матери наполнились слезами. И она поделилась с Меги своим горем: у девочки было осложнение после воспаления мозговой оболочки. Предчувствуя приближение приступа, она сникает, умоляя родителей не оставлять ее одну. И жалобно, душераздирающе плачет. Бедное дитя силится подавить слезы, молит о помощи, но помочь не может никто. Кошмар душит ребенка, плачущего почти не переставая в течение всего дня. От постоянной боли девочка не находит себе места, пока ее, обессиленную, измученную, не коснется своими крылами всемогущий сон и не закроет ей веки.

— Куда ты везешь ее? — спросила Меги.

— В деревню Цкепи, — ответила женщина.

— К банщику?

— Нет, я хочу показать ей там картину… — Может быть, она ей поможет.

— Картину? — Меги подумала, что речь идет о чудотворной иконе.

— Говорят, в Цкепи какая-то девочка страдала такой же болезнью, — продолжала мать, — однажды, когда эта девочка плакала, она вдруг увидела эту картину и сразу же и навсегда исцелилась. Рассказывали потом, что девочка просто-напросто не могла оторвать глаз от картины.

Мать при этом ласково посмотрела на свою дочь. Девочка уставилась на нее отсутствующим взглядом. Ее тельце сотрясалось от судорог. На распутье женщины расстались. Меги еще долго думала о больной девочке, но не переставала думать и о своей судьбе. Сколько тяжелых испытаний выпало на ее долю! Казалось, она уже испила чашу горести до дна. И все же, как знать, не страдала ли мать этой больной девочки неизмеримо больше, чем она, Меги? От одной этой мысли на душе у нее сразу посветлело и потеплело. Она шла через родные поля. Смеркалось. Огромная бледно-красная луна появилась на небе. Меги присела на траву, решив еще немного подождать и отдохнуть. Ей хотелось появиться дома, когда луна окутает мегрельские нивы своим спокойным, мягким сиянием. Какая будет радость для всех, какое счастье!