Механизмы в голове - страница 10

Несколько дней я с тревогой ждала ответа и в конце концов получила целую стопку запутанных бланков, которые следовало заполнить в двух экземплярах. Я все сделала, отослала и снова принялась ждать. Сколько времени занимало это бессильное, изматывающее ожидание! Оно длилось день за днем, неделю за неделей, и к этому невозможно было привыкнуть. Наконец пришел ответ на обычной жесткой голубой бумаге — я уже страшилась одного ее вида. Мою просьбу отклонили. Не приводилось никаких объяснений, почему мне отказали в одолжении, которое делалось сотням других людей. Но, разумеется, от этих должностных лиц объяснений ждать нечего: стиль руководства у них совершенно авторитарный, и на них никогда нельзя рассчитывать. К своему категорическому отказу они соизволили присовокупить лишь заявление о том, что я вправе и вовсе обойтись без услуг консультанта, буде того пожелаю.

Это деспотичное сообщение повергло меня в такое уныние, что я целых две недели провела дома в абсолютном бездействии. Мне не хватало смелости даже выйти за дверь, я сидела в своей комнате, сказываясь больной, и не виделась ни с кем, кроме служанки, приносившей еду. Отговорка насчет болезни была отчасти правдивой, так как я чувствовала себя полностью разбитой физически и морально, измученной, апатичной и подавленной, словно после тяжелой горячки.

Сидя одна в комнате, я без конца обдумывала случившееся. Господи, ну почему власти отклонили мое заявление, если я доподлинно знала, что другим людям разрешается менять консультантов по собственному желанию? Означал ли отказ, что некая особая сторона моего дела отличает его от остальных? В таком случае мое дело рассматривалось более скрупулезно, раз уж мне отказывали в обычных привилегиях. Если б я только знала — если бы только могла выяснить хоть что-нибудь наверняка! Я чрезвычайно старательно составила новое письмо и отправила по официальному адресу, вежливо (боюсь, даже подобострастно) умоляя ответить на мои вопросы. Как же глупо было вот так бесполезно унижаться, наверное, выставляя себя на посмешище перед целой комнатой младших клерков, которые, без. сомнения, от души потешились над моим тщательно продуманным сочинением, после чего швырнули его в корзину для ненужных бумаг! Никакого ответа, естественно, не последовало.

Я прождала еще пару дней, и беспокойство сменилось отчаянием, которое час от часу становилось все невыносимее. Наконец, вчера я дошла до точки, когда уже больше не могла выдерживать столь сильного напряжения. На всем белом свете существовал лишь один человек, кому я могла излить душу, — единственное лицо, предположительно способное облегчить мою тревогу, — и этим человеком был Д., который, в конце концов, все еще оставался моим официальным консультантом.

Поддавшись минутному порыву, я решила поехать и еще раз с ним встретиться. В моем состоянии совершение каких-либо действий стало насущной необходимостью. Я сложила вещи и вышла, чтобы успеть на поезд.

Светило солнце, и я с удивлением обнаружила, что, пока я сидела взаперти, настолько поглощенная своими проблемами, что даже не выглядывала в окно, зима сменилась весной. Когда я в последний раз смотрела на горы беспристрастно, это был заснеженный брейгелевский пейзаж со светло-коричневыми деревьями, но теперь снег почти сошел, не считая узкой белой полоски на северном склоне самой высокой лесистой горы. Из окон поезда я видела, как на солнышке резвились зайцы, и любовалась изумрудными линиями озимых: недавно распаханная земля в долинах отливала роскошным бархатом. Открыв вагонное окно, я ощутила теплый порыв ветра, который увлекал в странном, кружащемся любовном танце золотистых ржанок. Как только поезд замедлил ход между высокими насыпями, я заметила в траве глянцевитые желтые чашечки чистотела.

Даже в городе чувствовалось веселье и возрождение жизни. Люди бодро шагали по делам или с довольными лицами топтались перед витринами. Кто-то насвистывал либо тихонько напевал под шум уличного движения, другие размахивали руками или засовывали их поглубже в карманы, а кое-кто уже сбросил верхнюю одежду. На углах торговали цветами. Хотя солнечный свет не проникал в самые темные закоулки, он ярко золотил кровли, и многие прохожие машинально поднимали глаза к блестящим крышам и ласковому, обнадеживавшему небосводу.