Механизмы в голове - страница 7
В таком оторванном от реальности состоянии я живу уже некоторое время. Возможно, не очень давно — не больше месяца или около того: в этом ужасном положении утрачиваешь чувство времени, впрочем, как и все остальные чувства. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я еще могла сосредоточиться на работе, но я по-прежнему вынуждена изо дня в день просиживать за письменным столом столько же часов, сколько и раньше.
Чем я занимаюсь в эти бесконечные часы, которые когда-то пролетали столь быстро? Окна моего кабинета выходят в сад — небольшой зеленый участок с тремя деревьями: орехом, вишней и, вероятно, какой-то чахлой разновидностью сливы, точного названия которой я не знаю, хотя кто-то сказал, что это сибирская порода. Когда жизнь восстает против нас, мы склонны искать робкое утешение в простых вещах, и я без стыда признаюсь, что в последнее время мое основное занятие и чуть ли не единственное удовольствие связано с птицами, часто прилетающими зимой на эту маленькую огороженную площадку. С недавних пор я изредка бросаю в траву горсть зерен или кусочки хлеба и другие объедки, оставшиеся от блюд, которые больше не возбуждают у меня аппетита. Весь январь стояла страшная стужа (не могу избавиться от ощущения некой связи между этим лютым холодом и моими страданиями), и в саду почти все время лежал снег — в прошлые зимы я такого не припомню. Из-за столь суровой погоды в саду собиралось необычайно много пташек — большие синицы, малые синицы, длиннохвостые синицы, лазоревки, гаички, зеленушки, зяблики, ну и, конечно, малиновки, скворцы, дрозды и бесчисленные воробьи.
Человек способен выдерживать депрессию лишь до определенного момента, а по достижении этой критической массы необходимо найти какой-нибудь источник удовольствия в собственном окружении — пусть даже самый скромный или низменный (если, конечно, человек вообще намеревается жить дальше). В моем случае эти крошечные птички с их приглушенной расцветкой отвлекли внимание ровно настолько, чтобы я не впала в полное отчаяние. Каждый день я все больше времени провожу у окна, наблюдая за их полетами, ссорами, шустрыми взмахами крыльев, маленькими войнами и альянсами. Любопытно, что я чувствую себя в безопасности, лишь когда стою возле окна. Пока смотрю на птиц, мне кажется, что я защищена от житейских бурь. Само безразличие этих диких зверушек к людям служит для меня некой гарантией. В мире, где все остальное представляет опасность, проявляет враждебность и способно причинить боль, только они не способны мне навредить, поскольку, видимо, даже не ведают о моем существовании. Нежданно-негаданно птицы стали моим утешением и отрадой.
Пару дней назад я стояла, как обычно, у окна, упираясь руками в подоконник. Было позднее утро, и следовало приступить к работе, но меня охватило такое безысходное уныние, что я не могла даже изобразить сосредоточенность. Наверное, вы удивитесь, что я не помню, какой был день недели, но в свое оправдание могу лишь сказать, что все дни стали для меня одинаковыми, и я не в силах отличить один от другого. Помню, стоял густой туман, ветви деревьев казались неподвижными или изредка покачивались под легким весом какой-нибудь пташки, а спрессованный снег, так долго пролежавший в саду, хоть и не стал по-настоящему грязным, однако приобрел тусклый, безжизненный вид, очень утомлявший зрение.
В комнату вошла моя служанка и то ли принесла тривиальную новость, то ли задала вопрос, на который я ответила, не оборачиваясь. Она хороший человек, честно прислуживает мне уже много лет, но последние пару недель мне все труднее смотреть ей в лицо из-за болезненной впечатлительности. Знает ли она о нависшем надо мною фатуме? Порой мне кажется, что не знает, но, хоть она и ненаблюдательна, нельзя не заметить произошедшую во мне перемену. Иногда мне мерещится, что служанка из кожи вон лезет, лишь бы раздобыть для меня лакомый кусочек, с особой заботой готовит еду, словно пытаясь возбудить мой аппетит, и, сдается, я улавливаю на ее пожилом лице чуть ли не жалостливое выражение. В тот раз, о котором идет речь, я избегала ее взгляда и продолжала смотреть в сад, чувствуя себя настолько скверно, что даже не могла сохранять перед нею хотя бы видимость усердия. И вдруг мой взор, бесцельно блуждавший по мерклой, бесцветной картине за окном, резко и недоверчиво остановился, изумленный, завороженный столь ярким и неожиданным зрелищем, словно блеклую атмосферу внезапно пронзили два крошечных пылающих метеора. Я не в силах передать, какими яркими были две птички, опустившиеся на голые ветви сливы в грустном, мглистом сумраке зимнего дня. Не только их пестрые перышки, но и движения, воздушные взмахи крыльев — легкие, точно пируэты чрезвычайно изящных танцоров, — создавали впечатление неземной бодрости, радостного оживления, видимо, свойственного гостьям из мира блаженных.