Мэллори - страница 12

– Вы все такие, – холодно ответил Корридон. – Забавная троица. Секретное общество, что ли?

– Что-то в этом роде, – улыбнулся Ренли. – Вы отлично поймете нас – сами прошли через это. Потому мы и решили обратиться к вам. Знаем, вы нас не выдадите, даже если не согласитесь помочь.

– Не выдам, – подтвердил Корридон. – Но вовсе не обязательно приму вашу работу. Ближе к делу.

– Конечно. – Ренли помолчал немного, потом продолжил: – Мы трое – это все, что осталось от небольшой группы людей, которые участвовали во французском Сопротивлении. Вначале нас было девять: два француза – Пьер Гурвиль и Жорж, две француженки – Жанна и Шарлотта, два поляка – Ян и Любиш, и трое англичан – Гаррис, Мэллори и я.

– Понятно, – буркнул Корридон.

Такие небольшие группки были ему хорошо знакомы. Во время войны он часто по долгу службы имел дело с горстками патриотов, действующих самостоятельно и почти фанатично.

– В основном мы пускали под откос поезда, – рассказывал Ренли. – Нам постоянно приходилось менять места, прятаться днем и выходить на операции по ночам. Мы проделывали чертовски сложную и трудную работу.

Его единственный глаз зажегся лихорадочным блеском.

– Нашим командиром был Пьер Гурвиль, человек необычайно отважный и сообразительный. Замечательный человек… Я не стану утруждать вас мелочами. Скажу только, что ради него мы были готовы на все, а без него ничего не смогли бы сделать. Он отлично разбирался в людях, знал, кому что поручить и как оптимально использовать наши возможности. Он вдохновлял нас на самопожертвование… Жанна и Гурвиль любили друг друга, – тихо продолжал Ренли. – Они составляли единое целое, если можно так выразиться. Это была не просто любовь, а нечто большее: слияние двух умов, двух сердец, двух душ.

Он посмотрел на свой стакан и нахмурил брови.

– Из меня плохой рассказчик, но вы должны понять, это очень важно. Они жили друг для друга… И друг для друга, не раздумывая, умерли бы. Трудно передать…

– Ладно, ладно, – пробормотал Корридон, пытаясь скрыть свое нетерпение. – Ну а потом, очевидно, кто-то из вас предал этого Гурвиля?

Ренли бросил на него пронзительный взгляд.

– Конечно, вам все равно, вы ведь не знали Пьера. Но в общих чертах… да, именно так.

Корридон допил виски. Теперь ему было ясно, о чем пойдет речь. Предательство не чудо на белом свете.

– Ну а я-то чем смогу вам помочь?

– Сейчас объясню, – ответил Ренли. – Буду, насколько могу, краток. Жанна, Мэллори и я попались. Мы отправились на задание и по собственной ошибке были схвачены. Не стану докучать вам подробностями. В гестапо знали, что мы из группы Гурвиля. Нас допрашивали. Но интересовались они только Пьером, так как, пока он оставался на свободе, поезда шли под откос. Жанна и Мэллори присутствовали на моем допросе. – Он поднес руку к шраму и посмотрел на Корридона с честной улыбкой. – Я не продемонстрировал особого мужества. Я даже кричал, когда не мог перенести боль…

– Ничего удивительного, – вставил Корридон, нервно усмехнувшись.

– Да… Гестаповцы хотели знать, где скрывается Пьер, но мне удалось вытерпеть все… Наконец они устали. Надо сказать, что я был не в лучшей форме. Тогда они занялись Жанной. Я не сомневался, что от нее им ничего не добиться, но они думали иначе и старались вовсю. А потом вновь взялись за меня. Я потерял сознание… Позже Жанна рассказала мне, что произошло. – Неожиданно он встал и стал ходить по комнате. – Не могу понять!.. Мэллори раскололся. Не успели они за него взяться, как он заявил, что скажет все.

Взбудораженный воспоминаниями, минуту-другую Ренли нервно мерил шагами комнату. Его лицо выражало адскую муку.

– Мне выкололи глаз, а рука была в таком плачевном состоянии, что ее пришлось ампутировать. Что касается Жанны… Сами понимаете, что с ней вытворяли. Сколько же мы вынесли – и, подумать только, зря.

Он подошел к окну и посмотрел на улицу.

– Когда со всем этим было покончено, нас троих поместили в одну камеру. Я сходил с ума от боли, у Жанны шла кровь. Мэллори держался в стороне и выглядел спокойным… Жанна буквально бросалась на него! Она плакала, кричала, поносила его последними словами. Мэллори же только раз открыл рот, чтобы сказать: «Ну неужели вы не понимаете, идиоты! Они бы мучили нас до тех пор, пока кто-нибудь не заговорил. Пьер поймет – это превратности войны».