Мельница - страница 8
В ужасе от этого вопроса Лиза невольно опустила руки. Привычный к внезапным переменам Пилат мягко спрыгнул на пол, встряхнулся и отошел на несколько шагов от беспокойных детей человеческих.
— Что ты такое говоришь? Я ж не убиваю ее!
— Нет-нет, я неправильно выразился. Я имел в виду… может, ты бы предпочла стать хозяйкой на моей мельнице?
— Если мне предлагается выбор между козловой и шатровой мельницами, почему бы мне не предпочесть нашу шатровую?
Сие практическое замечание обезоружило Йоргена.
— Да, конечно… просто мне казалось, ты не шибко влюблена в мельника.
— Тебе кажется, я шибко влюблена в тебя? — рассмеялась она ему в лицо.
Йорген смущенно молчал.
— А мне что, прикажешь сидеть и ждать, пока ты накопишь денег из своего жалованья на эту козловую мельницу? — несколько серьезнее прибавила Лиза.
— Зачем же ждать? Мельницу можно купить и без денег.
— Купить без денег? Да ты, часом, не рехнулся?
Она расхохоталась от души, во все горло.
— Тебя это удивляет, но тут нет ничего невозможного, — сказал Йорген. — Так, например, сделали в Лунне. Тамошнему мельнику расхотелось держать мукомольню, ему хватало пашни, и мельница перешла к старшему подручному. Каждый год он выплачивает тысячу крон в счет ее стоимости, и дела там идут прекрасно. Я сам слышал, как тот мельник говорил нашему хозяину, дескать, помощник — парень толковый, у него все должно получиться.
— И ты надеешься, тебе тоже достанется мельница таким манером?
— Может, не совсем таким…
— Надо же, на что человек рассчитывает!..
Йорген вздохнул — разочарованно и с тайным облегчением. По правде сказать, его беспокоило то, насколько далеко зашла их беседа. Он добивался от Лизы лишь заверения, что она неравнодушна к нему, и если б прислуга, поймав Йоргена на слове, в виде задатка за посулённую мельницу отдала ему руку и сердце, подобное счастье привело бы его в растерянность. Он взял с подоконника трубку и хотел открыть окно, чтобы выскрести ее, как вдруг его заставило обернуться яростное шипение.
В дверях стоял Ларс, у его ног лежал комочек с двумя светящимися пятнами глаз, а посреди комнаты выгибал спину Пилат: это два враждующих духа дома встретились на нейтральной территории, на которую каждый из них предъявлял определенные права.
Мельничный кот был поджарый, в серую полоску. Обитал он почти исключительно на самой мельнице, где в изобилии водились мыши и где ему иногда, в более высоких сферах, даже перепадал воробей. Раньше его пост занимал Пилат, но с появлением Лизы тот изменил мельнице и обосновался на кухне. Его связывала со служанкой взаимная симпатия, Лизиными заботами он разжирел и обленился, так что через несколько месяцев мыши могли относительно спокойно пробегать чуть ли не в сажени от него. Тогда-то на мельнице невесть откуда взялся серополосатый кот, который и завладел ею. Будучи натурой независимой и малообщительной, он не позволял ничьей руке гладить себя или протягивать угощение. Не откликался он и на какое-либо человеческое прозвище (которое, например, доставляло несказанное удовольствие Пилату), а потому все звали его родовым именем Кис. Пилата он презирал и ненавидел инстинктивной ненавистью, какую дикие звери, прилежно и зачастую скудно кормящиеся за счет охотничьей добычи, питают к прирученным, тем, кто унижает род, принимая подачки от человека; Пилат же, со своей стороны, смотрел свысока на Киса, считая его, с точки зрения собственного привольного благополучия, жалким голодающим пролетарием. Впрочем, они крайне редко сталкивались друг с другом, причем обычно в этой самой комнате. Поскольку она размещалась непосредственно в здании мельницы, над хлебным магазином (то бишь амбаром), где были лучшие Кисовы угодья, и поскольку в нее иногда заглядывали мыши, Кис по праву числил ее своей территорией. Однако Пилат не без оснований считал, что, коль скоро его госпожа ежедневно приходит сюда по делу, ему тоже не возбраняется заходить в людскую, тем более что, на его взгляд, это жилое помещение не подпадало под определение «мельница», неприкосновенность которой Пилат соблюдал: он никогда не шел за Лизой, когда та носила еду для Мельниковых работников наверх, людскую же он полагал полем своей деятельности.