Мельничный жернов - страница 38

Был ли у нее шанс на спасение? Кто знает! Последний этап страшного пути к смерти очередной раз прокрутился перед глазами девочки.

...Спина мерзла от прикосновения холодного камня постамента, а ноги совершенно затекли от сидения на корточках. Света точно знала — как только поднимется, сразу побегут мурашки и будет больно ходить. Отчасти именно по этой причине она не меняла позу целую вечность. Сколько, сказать невозможно, потому что каждая минута тянулась год, а час — не меньше века. Открывать глаза девочка тоже не спешила. Правда, дневной свет сквозь закрытые веки казался ярко-алым, но с этим можно было смириться. Равно как и с причудливыми картинками, возникавшими в измученном мозгу беглянки. Она надеялась, что вечер уже наступил и скоро придут друзья и найдут ее здесь. А главное — следователь из Москвы.

Обострившаяся в последнее время интуиция подсказывала ей, что этот человек здесь неспроста, и сам еще не знает, какова будет его роль. Света была уверена, что он спасет, по крайней мере, ее, а может, и всех остальных.

Сплетенных под коленями пальцев коснулось что-то мягкое, пушистое, теплое… Девочка резко открыла глаза и увидела его. Того, кого и опасалась все это время, — черного желтоглазого кота. Он прошелся мимо нее в одну сторону, потом в другую — все так же мимолетно касаясь пальцев шерстью, подергивая кончиком угольного хвоста. И наконец зверь остановился напротив беглянки и внимательно посмотрел ей в глаза.

В бездонных золотистых колодцах Света увидела собственное отражение, и такое, что немедленно поднялась и заковыляла прочь, едва наступая на непослушные, онемевшие ноги, все ускоряя шаг.

Метров через двадцать она обернулась. Черная тварь спокойно, почти торжественно, шагала за ней. И не отставала. Совсем не отставала.

«Куда же ты? — безмолвно спросили безжалостные кошачьи глаза. — Все равно ты от меня — и от нас — никуда не денешься».

Ноги сами понесли Свету вперед, не спрашивая разрешения. За спиной раздалось яростное шипение, даже скорее рычание. В глазах у несчастной беглянки потемнело, и она бежала, не разбирая дороги, ничего не видя и не слыша, пока асфальт под ногами не сменился пружинистой почвой и не пошел под уклон. Еще несколько шагов — и, споткнувшись о какой-то корень, девочка кубарем покатилась в неглубокий овраг в самом конце парка, о существовании которого она прекрасно знала. Более того, не раз там играла одна, когда другие дети доводили ее до слез. А тут как-то не сориентировалась.

Света с треском прокатилась через кусты с облетевшими уже листьями — настоящие розги, такими только нерадивых учеников сечь за провинности, — обдирая руки, лицо, шею, и с размаху плюхнулась в мягкую грязь возле узенького, почти высохшего ручейка, полноводного поздней осенью и весной, а летом исчезающего совсем. Девочка замерла, прислушиваясь. Впрочем, мягкие кошачьи лапки ступают бесшумно, и на слух полагаться нельзя. Поэтому через несколько мгновений тишины беглянка приподнялась и рискнула приоткрыть глаза. «Хорошо, зажмурилась вовремя, — невольно подумала она. — А то могла и на сучок напороться…»

Кота, как ни странно, видно не было. Наверное, отстал. Вздохнув с облегчением, Света не без труда поднялась на ноги и критически оглядела себя. Нда, хороша, ничего не скажешь — руки в грязи, брюки тоже, свитер заляпан весь. Не похвалят воспитатели, тут к гадалке не ходи. Девочка присела на трухлявый ствол поваленной березы и задумалась, как лучше поступить.

Оказалось, ободранные руки и лицо, а также промокшая и облепленная глиной одежда необычайно способствуют осознанию человеком реальности. Похожие на бесенят одноклассницы и перекошенное лицо воспитательницы, не говоря уж о бездонных пропастях — трещинах в асфальте, — казались сейчас чем-то странным, надуманным. И только черный кот по-прежнему пугал девочку. Но он, в отличие от всего остального, не был игрой воспаленного воображения.

Света принялась рассуждать вслух: «Дано: штаны, заляпанные глиной, одна штука. И свитер в придачу. Требуется: не получить из-за них по шее. Решение: прополоскать их в пруду, добежать до корпуса в мокром, а потом переодеться, тогда никто ни о чем не догадается, что и требовалось доказать!»