Memento - страница 9
— Сестра, шприц!
Олина присоединяет к трубке, которую всунули ему в пищевод, громадный шприц. И мигом впрыскивает его содержимое в желудок.
Как только внутри захолодило, все уже рвется наружу.
Жидкость, которую откачивает Олина, красно-коричневого цвета. Господи, ну помоги мне потерять сознание, страстно молит Михал. Не видеть ничего. Голый, беспомощный, тощий полутруп, покрытый язвами и ранами, а вокруг двадцатилетние девчонки.
Олина, правда, постарше. Интересно, что она обо всем этом думает? Жалкое тело в резком свете лампы.
Когда-то ты совсем по-другому представлял себе эту встречу! Она должна была пожалеть, что потеряла тебя. Попытаться вернуть. А теперь небось радуется, что тогда отвязалась.
Чушь. Скорее всего, она меня и за человека-то не считает.
Следующая порция воды из шприца в желудок. И снова этот ужасный подъем. На поверхность.
Черт бы все подрал!
— Содержимое желудка — шестьсот миллилитров.
— Сестра, капельницу!
А-а-а!!! Он попробовал кричать — плевать на эти резиновые трубки. Игла впивается в исколотую, воспаленную вену, как жало шершня. Михал дергается всем телом.
Да разве я для них человек?
Снова укол. Огненная вспышка в голове. Вот теперь остается только зареветь по-звериному.
— Никак не выходит, — доносится голос сестры.
— Ну-ка, дай. — Это уже Олина.
Господи, хоть бы она ушла!
И снова эта дикая боль.
Сколько же раз я точно так, без всякой надежды на успех, пытался вколоть себе очередной дозняк. Тридцать-сорок попыток. Четыре часа мучений. Ванна с горячей водой — может, вены хоть чуть-чуть набухнут, слабая искорка надежды, ну должно же в конце концов повезти. Укол под язык — последний шанс. Когда же конец всему?
Опять укол!
— Ну наконец-то, — слышит Михал.
— Сестра, катетер!
И, прежде чем Михал успевает передохнуть, чьи-то руки берут его за член. Неужели сестра? Закрыть от стыда глаза.
Только бы не видеть, Олина это или нет. Так далеко мы никогда не заходили.
Какая-то мазь? Рука сжимает сильнее. Тупо отдается боль. И снова. Жгучая, режущая боль, когда катетер проникает в мочеиспускательный канал. Опять то ужасное погружение в глубину, которое нельзя остановить. Михал чувствует, как по щекам текут слезы.
— Возьмите мочу, — доносится откуда-то из забытья.
— Отправьте на токсикологию, — где-то за головой Михала говорит врач.
Больше он ничего не слышит. Только невнятные голоса сестер. Все тонет в странном мутном полумраке. И коридор, и привязанные руки, и девушки в медицинских халатах, и Олина. И те проклятые трубки в трахее и мочевом пузыре. И собственная голова. И мозг там внутри. И каждая мысль, каждый миг.
Снова в глубину. Поверхность жутко далеко, и мгла сгущается в черноту. Только ингалятор с неумолимой регулярностью проталкивает в Михала воздух.
Проклятье, что у меня в глотке? Выплюнуть? Не выходит. Какая-то кишка?
Михал открывает глаза.
Белый потолок, белое одеяло. Снова глюки?
Да нет. До тошноты знакомая боль нарывов на ногах. Он попробовал встать. Руки привязаны к кровати.
Что за дела?
Он дернулся. Одеяло сползло. Какие-то провода от груди к аппарату за спинкой кровати. Михал покосился в ту сторону. Прыгающая точка на мониторе. ЭКГ. Больница! А эта чертова трубка ведет к дыхательному аппарату. Вспомнилась та ужасная, невыносимая боль в легких. Жуткое погружение под воду, где нельзя вдохнуть. Страх смерти.
Ну я и идиот! Связаться черт-те с кем, кто кинет тебя тут же, лишь бы самим не вляпаться.
А разве я думал, что переберу? И что потом меня оттащат на улицу подальше от берлоги и бросят подыхать на помойке?
Наширялись моим товаром. А дальше? Как поняли, что дело плохо, взяли и вышвырнули. Подонки, ну и подонки…
Теперь небось на моем кайфе отлично погуляют. Это же надо, так наколоть! Ну и мразь.
Может, они нарочно крутняк задвинули[8], чтоб после забрать себе все? Значит, так, последнюю дозу колол Моська. Этот змей. Тварь кривая. Не помню, видел я, как он ее готовил? Вряд ли. Я уже тащился вовсю, где там было следить. Суки. Дружки называется. Я им вообще до фонаря. Для такого молодняка просто развалина. Падаль. Попользоваться и выкинуть.
Или я уже совсем крейзанулся? Просто последняя доза была не в кайф. И больше ничего.