Меморист - страница 9
Пройдя в квартиру, Дуглас Коумли услышал голос Малахая, кивнул на стойки с оборудованием и спросил:
— Я подоспел к чему-то важному?
— Не думаю, что это имеет какое-то отношение к нашему делу.
Оглянувшись вокруг, Дуглас усмехнулся.
— Что ты сделал с этой комнатой с тех пор, как я был здесь в последний раз?
— У меня есть содовая и еще кофе — вас чем-нибудь угостить?
— Приятно заглянуть к такому радушному хозяину. Да, от содовой я не откажусь.
Сев за столик, Коумли увидел раскрытый альбом. Он взглянул на портрет девочки. Люсиан поставил перед ним банку содовой.
— А это еще кто, художник ты наш? Один из клиентов нашего объекта?
Все сотрудники БПИ имели за плечами опыт работы в правоохранительных ведомствах, но Люсиан также окончил еще и художественное училище: он привык к насмешкам подобного рода.
— Бывшая пациентка, судя по тому, что мне удалось разобрать.
— А ты никогда не задумываешься о том, что тебе не нужно было бросать вот это? — спросил Дуглас, продолжая разглядывать рисунок.
— Моя мать тоже время от времени задает этот вопрос.
— И ты так же ловко уходишь от ответа?
Люсиан не любил распространяться о своем прошлом, но он и не старался его скрыть. Художественное образование помогало ему в работе, а в своей униформе из черных джинсов, черной футболки и черного свитера он по-прежнему на открытии какой-нибудь выставки запросто мог сойти за представителя нью-йоркского мира искусств. Однако это не означало, что Гласс много говорил о своей жизни до работы в Бюро.
Ему было девятнадцать лет, он учился в художественном училище Купера по классу живописи, когда его будущее круто сменило свое направление. Музей Метрополитен по пятницам работал допоздна, и Люсиан вместе со своей подругой, тоже студенткой художественного колледжа, решили посмотреть новую выставку. Он договорился встретиться с Соланж в багетной мастерской ее отца, расположенной недалеко от музея, в шесть часов вечера, после закрытия мастерской, и оттуда они направились бы в музей пешком.
Экспресс в тот день отменили, поэтому Глассу пришлось добираться обычным пригородным поездом, и он опоздал на пятнадцать минут, но когда он подошел к мастерской, та еще была открыта. В магазине никого не оказалось, что было необычно, а когда Люсиан окликнул свою подругу, никто не отозвался. Не задумываясь, разумно ли он поступает, молодой человек открыл дверь в цех и шагнул внутрь.
Тело Соланж лежало на полу, внутри большой пустой серебристой рамы, забрызганной ее кровью. Люсиан не мог оторвать взор от этого жуткого зрелища, но тут его внимание привлекло какое-то мелькнувшее движение, отразившееся в полированном металле, запоздало предупреждая о том, что у него за спиной кто-то находится, подкрадывается к нему, — но он не успел ничего предпринять. Люсиан был тогда тощим подростком, учившимся на художника. Он не умел постоять за себя.
К тому времени, как Гласса нашли, он потерял шесть пинт крови от четырех ножевых ранений, и убийца бросил его на полу, посчитав мертвым. Но только он был еще жив. Точнее, был жив до тех пор, пока не умер в машине «Скорой помощи» по дороге в больницу.
Врачам потребовалось девяносто две секунды, чтобы вернуть Люсиана Гласса к жизни, и хотя он никому не рассказывал про эти полторы минуты, сам он их отчетливо прочувствовал. Люсиан отказывался признаться даже самому себе, что эта близкая встреча со смертью кардинально изменила его жизнь и вообще хотя бы как-то на него повлияла, — если после этого нападения мир для него стал другим, то виной всему была насильственная смерть Соланж. Однако за несколько месяцев он превратился из мальчика, который никогда не дрался, в мужчину, сосредоточенного на возмездии и отмщении, и ФБР оказалось тем спасительным убежищем, где он смог сделать это страстное желание делом своей жизни. Раньше Люсиан Гласс хотел творить сам, теперь же он думал о том, как оберегать и спасать творения других. Да, его альбомы были полны неоконченными портретами тех, с кем он сталкивался при расследовании дел, но чем это отличалось от того, что другие агенты делали записи в блокнотах?