Мемуары - страница 2

Давали «Отелло». В сцене, когда интриги Яго достигли апогея и доверчивый мавр, поверив злодею, задушил прекрасную Дездемону, я, зритель, не владея собой, закричала от ужаса и бросилась вон из зала. Яго тогда играл Фердинанд Мариан,[5] а Отелло — Эвальд Бальзер.[6]

Долго моим излюбленным занятием оставалось чтение сказок. У же достаточно взрослой, пятнадцатилетней, я продолжала каждую неделю покупать дешевый журнал «Это было когда-то», запиралась у себя в комнате, чтобы никто не мешал, и углублялась в чтение.

Некоторые сказки, например «Девочку с тремя орехами», перечитывала бесконечно. Не забыть мне маленькую героиню, повстречавшую в лесу изнемогшую старушку с кровоточащими ногами. Старушка заблудилась, башмаки ее протерлись до дыр, От голода она едва передвигалась. Девочка пожалела бедняжку, разорвала свое платье и перевязала кровавые раны страдалицы. Тогда благодарная женщина, собравшись с силами, повела ее в свою хижину и подарила три грецких ореха. В одном находилось тонкое серебристое покрывало. Девочка дотронулась до ткани, и та превратилась в чудесное платье цвета лунного света. И во втором орехе тоже оказалось покрывало, еще красивее первого, сияющее словно звезды. Когда девочка открыла третий орех, из него вырвался золотистый сноп солнечных лучей. Луна, звезды, солнце, свет в вышине…

Небесные тела и в жизни влияли на меня. Ребенком я даже страдала лунатизмом. В конце недели мы обычно ездили за город на полуостров Раух-фангсвердер. Дважды мать снимала меня с крыши. После этого и много позже в полнолуние я должна была спать в комнате родителей. Луна играла «главную роль» и в моей картине «Голубой свет». По легенде, голубой свет возникает, когда лучи ночного светила разбиваются о горные хрусталики. Звездные ночи на Монблане и на берегах Нила — самые незабываемые мгновения моей жизни. Именно солнце, как я написала в своем последнем фотоальбоме, заманило меня в волшебную, чарующую Африку, отчий дом.

Впечатлительность и мечтательность не помешали мне уже в детстве активно заниматься спортом. До Первой мировой войны подобные увлечения были редкостью. В газетах частенько высмеивали известного тренера по гимнастике Яна, карикатуристы издевались над ним и его занятиями, но такие мужчины, как мой папа, наоборот, восхищались. Отец сам в ранней юности играл в футбол в Риксдорфе, позже интересовался боксом и скачками.

Как-то на день рождения он подарил мне плавательный нагрудник из связанного тростника и в нем бросил пятилетнюю малышку в воду. До переселения семьи в небольшой домик на Раухфангсвердере, к югу от Берлина, мы проводили «идиллические» выходные в небольшой деревеньке Петц в Бранденбурге, в часе езды по железной дороге от Берлина. Берег озера обрамляли густые заросли тростника и сумаха. В озере водилось множество лягушек, а иногда в темной воде проносились выдры. Однажды, учась плавать, я наглоталась воды и едва не утонула. Все случилось так быстро, что я, к счастью, не успела даже испугаться и осознать, что происходит. С тех пор вода стала моей родной стихией. Я нередко проплывала большие расстояния и часто переправлялась на другую сторону озера: там, у тети Оли, старшей маминой сестры, был большой ресторан с садом. Мать гребла на лодке, сопровождая мои заплывы.

В двенадцать лет мне разрешили вступить в спортивный плавательный клуб «Русалка». Я участвовала в детских соревнованиях и даже получала призы. Однако после произошедшего несчастного случая, о котором сейчас расскажу, плавание пришлось на время оставить. В тот день в открытом бассейне Халлензее мы, девочки, тренировались в прыжках с трехметровой вышки. Но эта высота показалась мне недостаточной, я пробралась к пятиметровому трамплину, подошла к самому краю и… получив толчок в спину, упала на воду плашмя. Было ужасно больно. С пяти метров я больше никогда не прыгала.

Потом, не спрашивая у отца разрешения, я вступила в гимнастический союз, и моей страстью стала гимнастика. Любимыми снарядами были параллельные брусья и кольца. Но и здесь приключилось несчастье. Когда на кольцах я пыталась сделать стойку вниз головой, отвязались закрепленные на потолке канаты, и, врезавшись в пол, я почти откусила себе язык и получила сильное сотрясение мозга. После этого разгневанный отец раз и навсегда запретил мне заниматься гимнастикой. Но на смену одному детскому увлечению пришло другое — катание на роликах и коньках. Как и любой ребенок, я испытывала радость от движений, но стремление укреплять себя физически никогда не поглощало меня целиком, я оставалась мечтательницей, ищущей смысл жизни.