Мемуары - страница 22
.
В первый мой год на этой работе я достиг возраста, когда мог участвовать в выборах, и участвовал, в первый и в последний раз. Я голосовал за Нормана Томаса[15]: я стал социалистом, по причинам, которые уже стали вам ясны.
Хейзл все еще училась в Висконсине. Она пела на радио — с заметным успехом. Я продолжал видеться с ее матерью, миссис Флоренс, по крайней мере, раз в неделю.
Я начал писать по ночам. Я писал по одному рассказу в неделю, и как только заканчивал рассказ, отправлял его в знаменитый литературный журнал, «Story». Это было время, когда там произвел сенсацию молодой Сароян с «Молодым человеком на трапеции». Вначале издатели подбодрили меня — маленькими и точными критическими замечаниями. Но скоро я начал получать от них эти ужасные «формальные» отказы.
По субботам я не работал на «Континентал». На эти чудесные дни отдыха расписание у меня было неизменное. Я ходил в Коммерческую библиотеку в самом центре Сент-Луиса и жадно читал там; за тридцать пять центов обедал в приятном ресторанчике. Я отправлялся домой на «обслуживающей машине» — и сосредотачивался на «недельном» рассказе. Конечно, все воскресенье посвящалось завершению рассказа.
В будние дни я работал над стихами: боюсь, далеко не выдающимися, по некоему случаю я одолел даже сонет — наверное, самый страшный из всех когда-либо сочиненных. Хотя — сейчас он мне кажется достаточно комичным, чтобы привести его целиком.
Мои труды над рассказами, в те времена ограниченные только выходными и подстегиваемые крепким кофе, приносили более зрелые плоды: большинство из них хранится в архивах университета штата Техас.
Кризис моей сердечно-сосудистой системы произошел весной 1934 года, и это состояние осталось у меня по сей день, в значительной степени меняясь — иногда не отвлекая моего внимания, а иногда доводя меня до помешательства.
Первое драматическое ухудшение, весной 1934 года, было вызвано двумя обстоятельствами. Сначала Хейзл неожиданно вышла замуж за молодого человека по имени Терренс Маккейб, с которым она встречалась в университете штата Висконсин. Мне казалось, что небо упало на меня, и первая моя реакция — интенсивная работа над рассказами каждый вечер, когда я преодолевал усталость с помощью черного кофе.
Затем произошло следующее. Однажды я работал над рассказом под названием «Речь шагающей ноги», по-моему, наиболее зрелым для того периода. Я дошел до кульминационной сцены, когда внезапно осознал, что мое сердце бьется сильно и неритмично.
Ничего успокаивающего, даже стакана вина, у меня под рукой не было, и я совершил безумный поступок: вскочил из-за пишущей машинки и выбежал на улицы университетского городка. Я мчался все быстрее и быстрее, как будто хотел убежать от приступа. Я добрался от университетского городка до бульвара Юнион в Сент-Луисе, не сомневаясь, что могу умереть в любую секунду. Это была инстинктивная, животная реакция, сравнимая с кружением кошки или собаки, сбитых автомобилем, которые носятся по кругу все быстрее и быстрее, пока не падают замертво, или со страшным хлопаньем крыльев обезглавленной курицы.
Была середина марта. На деревьях вдоль улиц только что набухли почки, и каким-то образом эти пятнышки весенней зелени, мимо которых я мчался, постепенно оказали обезболивающий эффект — сердцебиение успокоилось, и я повернул домой.
Я не рассказал об этом случае никому из членов семьи, но в понедельник проконсультировался с врачом, который сообщил, что у меня высокое кровяное давление и есть дефект сердца неопределенной природы.
Я снова ничего не сказал семье и продолжал работать в обувной компании.