Мемуары торрека - страница 10
— Вот как? — вдруг погрустнел капитан. — Это хорошо. Значит легче перенесёте плохие новости. Воскресенье на этой неделе будет рабочим — увольнение отменяется.
— У-у-у… — загудели курсанты в строю. Очень тяжело усидеть взаперти всю неделю, увольнения в город все ждут как чуда, а тут вдруг такой сюрприз.
— А ну… тишина в строю! — рявкнул капитан. — Это что ещё за мычания? Хотите на полигон? Так я быстренько организую вам марш-бросок с полной выкладкой!
Две сотни курсантов будто бы онемели. Стылая тишина упала на строй, раскинулась хрустальной паутинкой на плац, а затем протянула тонкие нити до пёстрых клумб и ядовитых газонов. Шутить с капитаном было смерти подобно. Если сказал марш-бросок — считай, днём будет весело, с него не убудет. Как любил приговаривать Кэп: «Настоящий курсант должен уметь стрелять как ковбой, а бегать как его лошадь». И если до ковбоев нам было ещё, как до луны, то вот с лошадьми уже вполне себе можно было тягаться.
— Так-то лучше, — улыбнулся тишине капитан. — Завтра будет день открытых дверей. Много гостей заявятся посмотреть академию, а вы… — сделал он паузу, окидывая взором весь строй. — Заступите в почётный караул. Ничего страшного, все, рано или поздно, через это проходят. Через час старшина выберет полсотни счастливчиков — остальные на подхвате. Строевой подготовкой займётесь самостоятельно и чтоб подошвы мне докрасна… — потряс он кулаком у груди. — Я потом проверю, попробуйте мне только отлынивать. Всем ясно, что будет с лентяями?
— Так точно, товарищ капитан, — вяло прогудели ребята.
— Это хорошо, — растянул губы в хитрой улыбке капитан. — В таком случае можно немного отвлечься от дел. Курсант Загорский…
— Я, — уже понимая, что влип, ответил я по уставу.
— Выйти из строя.
— Так точно, — сделал я два шага вперёд.
— Андрей, что-то весело в вашем кубрике было перед подъёмом. Что вы там так громко отмечали, а?..
Словом, это был залёт. Шуметь до подъёма нельзя — не положено. Грёбаный устав предусматривает даже это, а мы так с утра разошлись, что стёкла дрожали по всему этажу. Точно влипли.
— Не могу знать, товарищ капитан, — глядя в небо, уверенно ответил я. — Я крепко спал и ничего не слышал.
— Да? — хмыкнул капитан. — Интересно, Емельянов…
— Я, — звонко пропел Емеля.
— Ты, наверное, спал так же крепко, как и Загорский?
— Так точно, товарищ капитан.
— Полевиков?
— Так точно, товарищ капитан.
— Кхм… что так точно? — разулыбался капитан. — Я ведь ещё ничего не спросил.
— Ну… я тоже спал вместе с Емельяновым и…
— Ха-ха-ха, — тут же взорвался смехом весь курс.
— Идиот! — прошипел Емеля Рыжему на ухо. — Можешь хоть сейчас не глупить?
— Что за разговоры в строю? — гневно блеснул глазами Игорь Викторович.
В общем, это был бесславный конец всей истории. Если до этого мгновения у нас был ещё маленький, весьма призрачный шанс увильнуть от наказания, то теперь надежды не осталось совсем. Устав — это своего рода мантра для любого казарменного офицера и «Тишина в строю» была прописана в ней курсантскими кровью, ссадинами и потом. Особенно потом, ибо километры марш-бросков считаются лучшим в мире средством от избыточной влаги.
— Так, всем разойтись, — после секундной заминки сказал капитан. — Отделение Загорского на месте.
Теперь-то было видно, что капитан разозлился. Когда последний курсант скрылся в подъезде казармы, Игорь Викторович подошёл ко мне впритык и тяжело уставился прямо в глаза:
— Что-то дисциплина у вас сильно хромает… Загорский…
— Я.
— Быть может, ты не справляешься? Почему твоё отделение отбилось от рук?
— Не могу знать, товарищ капитан. Может быть, не справляюсь…
— Вот как? — будто дикий бизон, взревел Игорь Викторович и от его богатырского голоса у меня мурашки пробежали по коже. — Увиливать вздумал? Всё надеешься, да? Всё от лычек мечтаешь избавиться? Думаешь, вот так вот просто… возьму сейчас и сниму с тебя это бремя? Да хрен там! Будешь у меня до выпуска в нарядах сидеть и за этими обормотами косяки разгребать, ясно тебе?!
— Так точно, товарищ капитан.
— Стать в строй.
Не сработало. Капитан видел всех нас насквозь. Другие командиры отделений дорожили своими лычками на погонах. Игорь Викторович этим часто манипулировал, намекал, что может их разжаловать и добивался таким образом ещё большего послушания. Со мной же он не был таким строгим. Вернее, со мной он был гораздо строже — там, где другим хватало угроз, меня просто бросали во все тяжкие: «Ах, Загорский, твои напакостничали — ступай с ними в наряд. Ах, снова не уследил — дуйте на плац и маршируйте до вечера. Мало вам приключений, ну что ж — один за всех, как говорится…».