Мемуары торрека - страница 8
Дальше Емеля привстал на своей койке, ловко подхватил подушку и запустил её в другую часть кубрика. Подушка пролетела всё помещение и глухо врезалась в золотистую голову, что мирно досыпала последние минуты до команды «Подъём».
— А-а… Что?.. Кто это сделал? — вскинулся пострадавший.
— Ой, извини друг, — скорчил невинную физиономию Емеля, разводя руки в стороны. — Я это сделал нечаянно.
Я с трудом удерживал в груди дикий хохот. Сам-то я никогда бы не понял, как такое могло произойти «нечаянно». Но логика Рыжего оказалась куда более сложной и гибкой, так что он только уточнил для проформы:
— Точно нечаянно?
— Ну конечно! — развёл руками Емеля. — Разве я стал бы тебе врать?
— Ладно, проехали, — проговорил Рыжий, отвернулся и уже готов был снова прилечь, чтобы ещё немного подремать перед зарядкой и построением, но не успел. В этот раз Емеля запустил по нему моей подушкой.
— Мне что, встать и подойти к твоей койке? — насупился Рыжий.
— Зачем? — снова прикинулся дурачком Емеля.
— Как это, зачем? Ты что подушками бросаешься?
— Я же извинился.
— Это в первый раз…
— А что, был ещё и второй?
Рыжий задумался. Вот такой ребус уже выглядел гораздо сложнее и разгадать, что к чему, парню было очень непросто. С одной стороны, он догадывался, что и вторую подушку бросил Емеля — ну а кто же ещё? — но вот с другой… ведь самого броска Рыжий не видел, так что Емеля серьёзно мог быть не причём. Какой-то замкнутый круг получился, ей богу. Руслан Полевиков довольно часто страдал от казарменных шутников, но тут уж ничего не поделаешь. Не можешь остроумно ответить — терпи.
— То есть, ты хочешь сказать, что это не твоя подушка?
— Конечно, не моя.
Самым смешным в этом споре было то, что Емеля говорил чистую правду. Ведь вторая подушка в самом деле была не его. Она была моей.
— Кхм… не ври. Я знаю, что это ты её бросил.
— Да чего ты пристал? — пылко возмутился Емеля. — Хорошо. Если тебе от того станет легче, то я ещё раз прошу меня простить. Я не хотел…
— Так-то лучше, — проговорил довольный Рыжий, вновь пытаясь прилечь поудобнее. Только вот ничего у бедняги снова не вышло, потому что Емеля с ним ещё не закончил:
— Общая команда: подушки наизготовку, по Рыжему — огонь!
По команде все ребята нашего взвода приподнялись на локтях и швырнули в Руслана свои подушки. Три десятка мягких снарядов врезались в него практически одновременно, в кубрике поднялось облако пыли, койку Рыжего припорошило пухом и перьями.
— Ха-ха-ха! — взорвался кубрик жарким смехом.
— Ну, теперь тоже скажешь, что это я? — продолжал ухмыляться Емеля.
— Да пошёл ты! — обиженно протянул Рыжий. — Надоел своими дурацкими выходками.
— Руся, не переживай, — подбодрил обиженного Циркуль. — Скоро каникулы, отдохнёшь от нас несколько месяцев!
Только его подушка осталась на месте. Циркуль спал на нижнем ярусе казарменной койки, над которым была установлена койка Тима. Вот подушку соседа Циркуль и бросил.
— Эй, Белоснежка, ты там ещё долго спать собираешься? — позабыв про Рыжего, весело выкрикнул Циркуль. Затем он поднял ноги и несколько раз пнул пятками панцирную сетку верхней койки. От толчков Тим чуть не грохнулся на пол, но промолчал. Бедняга понимал, что огрызаться ему лучше не стоит.
— Сволочь, как же ты мне надоел, — почти шёпотом пробурчал Тим себе под нос, когда слезал с кровати. Только вот Циркуль его всё же услышал:
— Чего ты сказал?! — рыкнул он и подставил Тиму подножку.
Тим не ожидал такого подвоха, растянулся на полу и больно ударился головой о кровать.
— Ещё раз услышу нечто подобное — будешь наказан, понял? — прошипел Циркуль, обхватив соседа руками за шею и молниеносно подловив его на удушающий приём.
— Да понял, понял, отвали только, — хрипло ответил Тим, постукивая рукой по пыльному линолеуму.
— Так-то лучше, — довольно проурчал Циркуль и отпустил свою извечную жертву.
Скорую потасовку видели все, но вмешиваться не стали. Разводить нюни в казарме не принято. Пока всерьёз не дерутся — никто не разнимет. Ваня Круглов задирал Саню Тимохина с первого курса. Хоть Тим и был выше на голову, но меряться силами с другими курсантами ему и не снилось. Парень был слишком слабым, худым и нескладным, боец из него был неважный.