Men from the Boys, или Мальчики и мужчины - страница 11

стр.

Несколько минут мы сидели молча.

— Это так и будет продолжаться? — спросил я.

— Как?

— Ты сама знаешь, Джина.

— А ты чего хотел? Чтобы мы мило беседовали друг с другом? Наверное, в первый раз за все время.

— Я не хочу так, — ответил я. — Сколько еще мы будем плеваться ядом друг в друга?

— Не знаю, Гарри. Пока нам не надоест его вкус.

— Мне он надоел много лет назад.

Мы сидели в тишине, словно людей, которыми мы когда-то были, больше не существовало. Словно между нами ничего не было. А это неправда.

— Он и мой сын тоже, — проговорила она.

— Биологически, — уточнил я.

— А как еще?

— Шутишь? Знаешь, Джина, я думаю, это здорово, что ты вернулась.

— Лжец.

— Но я не хочу, чтобы ему было больно.

— Отчего ему может быть больно?

— Не знаю. Новый мужчина. Новая работа. Новая страна. Что еще?

— Со своими детьми не разводятся.

— Мне нравится, когда люди говорят мне об этом. Потому что это неправда. Очень многие разводятся со своими детьми, Джина. В основном это мужчины. Но не все.

— Хочешь, нарисую тебе диаграмму, Гарри?

— Не вопрос — я дам тебе ручку.

Я поднял руку, подзывая официантку. Джина пригнула мою руку обратно к столу. Мы коснулись друг друга в первый раз за много лет, и это было как электрошок.

— Я развелась с тобой, Гарри, а не с ним. Я ушла от тебя, а не от него. Я перестала любить тебя, а не его. Прости, что говорю это, Гарри.

— Переживу.

— Я никогда не переставала любить его. Даже когда была занята. Озабочена. Рассеянна. — Она глотнула чаю и взглянула на меня. — Как он?

— Хорошо. У него все в порядке, Джина.

— Он такой высокий. А его лицо — у него такое милое лицо, Гарри. Он всегда был красивым ребенком.

Я улыбнулся. Это была правда. Он всегда был самым красивым ребенком в мире. Я почувствовал, что смягчаюсь.

— Он посещает Клуб латерального мышления, — похвастался я, наслаждаясь теплом этой темы, счастливый оттого, что можно поговорить об этом чуде — нашем сыне, и мы оба улыбнулись.

— Красивый и умный мальчик, — проговорила она. — Я почти не знаю, что такое латеральное мышление — что-то вроде выхода за рамки привычного мышления? Тренировка ума, чтобы лучше работать?

— Что-то вроде этого, — кивнул я. — Он может объяснить это лучше, чем я.

Я допил кофе. Мне хотелось домой, к семье.

— Чего ты хочешь, Джина?

— Я хочу моего сына, — ответила она. — Я хочу узнать его. Хочу, чтобы он узнал меня. Я знаю, что мы — я — упустили ужасно много времени. Поэтому я хочу, чтобы это случилось сейчас. Пока не станет слишком поздно.

Я подумал, что никогда не будет слишком поздно. В жизни Пэта уже давно зияла дыра размером с Джину, но мне казалось, что заштопать ее никогда не поздно. Я не сомневался, что у обоих всегда найдется время для того, чтобы исправить ошибки. Вот такой я глупец. В уме я уже прикидывал маршрут, каким повезу Пэта по городу.

— Где ты живешь, Джина?

— У меня квартира с двумя спальнями на Олд-Комптон-стрит, — сказала она. — Верхний этаж. Много места. Хорошее освещение. — Она выглянула в окно. — В пяти минутах отсюда.

Я развеселился.

— Сохо? — спросил я. — Интересный выбор. И что ты там делаешь — возвращаешь молодость?

Она поджала губы.

— У меня не было молодости, Гарри, — сказала она. — Я была замужем за тобой.

Завибрировал мой телефон. Джина отвернулась, я поднял трубку, и женщина с ямайским акцентом сообщила, что Кен Гримвуд в больнице.


В семь лет мой сын чуть не утонул. Мы отдыхали в тихом уголке Крита, который назывался Агиос Стефанос — несколько лет назад остров захватили парни в футбольных майках, — и последнее, чего мы могли ожидать во время этих коротких каникул, были смерть и несчастье. Нам этого хватаю и дома.

Это были годы после расставания с Джиной, после смерти моего отца и болезни матери, и казалось, не успеешь отвернуться, а твои близкие уже исчезли или умерли. Мы поехали на Крит не ради солнца, моря и рецины. Нам просто хотелось перевести дух.

Я вспоминаю ветреный галечный пляж. И вижу Пэта — тощие руки и ноги, всклокоченные белокурые волосы и обвисшие плавки. Он плещется в воде на надувном матрасе, а я на берегу почитываю книжку в мягкой обложке.

Сыну семь лет.