Men from the Boys, или Мальчики и мужчины - страница 17
Старушки уставились друг на друга. «Костюмы» загоготали от восторга. Рассказчик откусил кусок чесночного хлеба и продолжил:
— На следующий день он возвращается и говорит шлюхе: «А сколько стоит отсосать?» Та отвечает: «Пятьсот фунтов». «Пятьсот фунтов! Трахни меня в задницу, это же куча бабла». Она отвечает: «Видишь этот “мерседес”? Я купила его за минет».
Марти оттолкнул от себя пиццу.
— Мы должны что-нибудь сказать, — проговорил я жалким тихим голоском. — Мы должны поставить на место этих подонков.
Марти кивнул. Но продолжал смотреть на пиццу.
— Их пятеро, — сказал он. — Им это может не понравиться. Возможно, у них есть ножи.
— Ты шутишь? У этих парней нет ножей. У них только «блэкберри». Что, ты думаешь, они сделают? Ударят тебя своими телефонами?
Но и во время, и после своей страстной речи я продолжал сидеть, как Марти, никому не страшный со своим негодованием.
За соседним столиком царил истинный бедлам. Красные лица. Пьяные голоса. Анекдот подходил к кульминации. Старушки собирались уходить. Они говорили смущенной официантке, что им после всего расхотелось есть.
— А потом он приходит к шлюхе и говорит: «А сколько стоит тебя трахнуть?» А она отвечает: «Тысяча фунтов». Он говорит: «Разрази меня гром, это дорого». И тут она отвечает: «Видишь тот большой дом напротив?»
— Она отвечает: «Если бы у меня была киска, — пробормотал Марти, — держу пари, я бы его купила».
— Я ждал чего-то подобного, — сказал я, глядя на «костюмы».
Старушки направились к двери, их выход в свет был непоправимо испорчен.
А я просто сидел и не сказал ни слова.
4
Я привез Пэта в Сохо. Он до сих пор со мной почти не разговаривал. Мы лишь обменивались незначительными фразами.
Я довел его до двери и нашел звонок с фамилией Джины. Фамилией, которая была у нее до меня и которую она опять стала носить после меня. Я позвонил, глядя на Пэта. Он был невозмутимым и бесстрастным — непостижимый отпрыск разведенных родителей.
— Кто там?
Странно, что я не узнал ее лица. Потому что голос не мог принадлежать никому другому. Пэт и я подались ближе к металлической решетке.
— Это мы, — сказал я.
— Это я, — сказал Пэт.
Джина довольно засмеялась — звук, которого я не слышал тысячу лет.
— Отлично, входи, — пригласила она, и дверь открылась.
Пэт бросил на меня пустой взгляд и вошел. Я немного постоял, и дверь захлопнулась.
Не знаю, чего я ждал. Но я вез его по городу, ощущая небывалый страх. Однако ничего не произошло. Или произошло? Я вернулся к машине. Но не сел внутрь. Я продолжал прогуливаться. И причины, по которым мы остаемся вместе или расстаемся, показались мне такими до боли случайными, что я чуть не уселся прямо на мостовую Олд-Комптон-стрит и не расплакался.
Она поведет его ужинать? Или им будет проще остаться дома? Они будут разговаривать. А может, Джина — или оба — захотят избежать долгих разговоров и просто попытаются провести вместе время?
«Это их дело», — подумал я.
А сам я был в полной растерянности. Совершенно раздавлен. И внезапно почувствовал себя постаревшим. Если бы я не спал ни с кем другим, если бы она дала мне еще один шанс, если бы она не закрутила так быстро с другим мужчиной… то нас вряд ли что-то смогло бы разлучить, думал я.
Но я был из семьи, которая никогда не распадалась, что убедило меня в неизбежности пребывания вместе. И я видел, насколько банальны мои ожидания, — так же, как предсказуемы истории о принцессах, из которых моя семилетняя дочь неожиданно выросла.
Джина выросла в семье, из которой ушел отец. Она не ждала счастливого конца. Она не была уверена, что наша семья будет неразлучна и вечна. Она предчувствовала расставание. Я прогулялся по Сохо, вышел в Китайский квартал, не желая ехать на другой конец города: вдруг все пойдет не так, как надо, начнутся обвинения, поднимется крик, распахнется дверь и раздастся звонок, чтобы я быстрее приезжал. Я держал телефон в руке на случай, если он внезапно завибрирует. Но я прошел через весь Китайский квартал, а он все молчал.
Есть пять положительных моментов в том, чтобы быть родителем-одиночкой.
Теперь ты один, поэтому можешь принимать все решения относительно своего ребенка, ни с кем не советуясь.