Менестрель - страница 14
— Я не слышал, как ты подошла.
— А Вы и не должны никого слышать, когда играете. Вам следует слушать музыку.
— Сомневаюсь, что у меня вышло что-то музыкальное. Мне говорили, что я неуклюжий.
— Тот, кто сказал Вам об этом, мало что понимал в подобных вопросах. Ваш выбор песен — вот где Вы проявили неуклюжесть.
Дункан встал, возвышаясь над ней, хотя для женщины она была высокого роста.
— Твой хозяин? Он знает обо мне?
— Он знает только то, что я тренирую его лошадь.
— К какому дому ты принадлежишь?
— Я думала, что Вы хотели поговорить о песнях, — ответила незнакомка, отворачиваясь от него.
— Да, это так. Не уходите, госпожа, — Дункан не мог припомнить, когда в последний раз он кого-либо умолял, будь то мужчина или женщина.
— Больше никаких вопросов, — потребовала его собеседница.
Он кивнул и протянул ей лютню. В руках у девушки ничего не было…
Её пальцы нежно погладили инструмент, легко пробежались по ценной древесине и проверили струны. Дункан подумал, что инструмент звучал намного лучше, когда струн касалась она, а не он.
— Это великолепный инструмент, — спустя мгновение сказала незнакомка. Теперь в её голосе слышался вопрос; эта лютня была слишком хороша для простого солдата.
— Мой друг… пожелал, чтобы я взял её.
Тотчас же лицо девушки омрачилось, и он понял: она решила, что его друг умер. А как ему следовало объяснить, что этот друг находится в Уортингтоне[4], пытаясь навести порядок в замке до прибытия предполагаемой невесты?
— Научите меня нескольким песням, — потребовал Дункан, забыв о том, что он сейчас был просителем, бродягой-странником, а не маркизом[5], привыкшим, чтобы его приказам немедленно подчинялись.
Выражение изумления в глазах девушки подсказало ему, что он совершил ошибку. Дункан неуклюже продолжил:
— Мне также понадобятся ещё несколько уроков по…
— Смирению, — закончила незнакомка.
Он не смог сдержать лёгкую улыбку, расплывавшуюся, как понимал Дункан, у него на губах.
— Смирению, — подтвердил он.
— Улыбка тоже помогает, — заявила она.
— Мне говорили, что и в этом я не силён, — усмехнувшись, признал Дункан.
— На самом деле, это не так сложно.
— Неужели, госпожа?
— Разве Вы можете не думать о чём-либо прекрасном? Например, о восходе солнца? Или о таком вот озерце? Или вечерней заре?
Лицо незнакомки просветлело, словно на него упали лучи солнца. Дункан никогда не видел никого, кто бы так сильно радовался простым вещам. Для него эти образы имели другое значение. Восход солнца означал новую битву, закат — приближение ночи и опасности, а водоёмы обычно нужно было пересекать в самое неподходящее время.
Но всё же он поднял глаза, с уважением отнёсшись к словам своей собеседницы. Восходящее солнце разбросало по поверхности воды и на деревьях крошечные блестящие пятнышки, и Дункан ощущал, как оно согревает его лицо.
Или эта женщина отдавала ему своё тепло?
Была ли она женщиной? В мужской одежде незнакомка выглядела не старше двенадцати или тринадцати лет. Но когда вчера её головной убор упал, и волосы заструились, обрамляя лицо, словно ореол, она выглядела, как самая настоящая женщина.
Дункан приказал себе не думать о таких вещах. Должно быть, незнакомка находится в услужении у хозяина поместья. Он был господином настолько, чтобы знать, что мужчины его положения не женились на служанках. Король Генрих[6] будет недоволен таким браком, а его расположение много значило для маркиза Уортингтона. Оно подразумевало, что владения Дункана останутся у него. И, вполне вероятно, голова на плечах — тоже.
— Вы смотрите на меня, милорд, а не на прекрасные вещи, которые могут Вас вдохновить.
— Так Вы полагаете, что не можете ни для кого послужить источником вдохновения? — спросил Дункан.
На лице незнакомки проступил румянец.
— О, нет, милорд. Я знаю, что я обыкновенная.
Ему хотелось подойти к ней и дотронуться до её лица, чтобы убедиться, действительно ли оно такое гладкое, каким кажется. Дункан размышлял о том, чтобы сорвать с незнакомки нелепую шапку и позволить её волосам снова заструиться по спине. Он хотел вызвать улыбку на лице своей собеседницы, чтобы проверить, окажется ли девушка, на самом деле, такой же привлекательной, какой она была в воображении Дункана.