Меня зовут Нур Ахмат - страница 9

У разрушенной школы стояли согнанные душманами жители кишлака. Среди них Нур Ахмат увидел и душманского муллу. Сам он в казнях участия не принимал, но убеждал мирных людей подниматься на «священную войну», натравливал бедняков одного кишлака на бедняков другого.

— Слушайте все! — громко начал Сайфуддин-хан. — Эти воины сегодня покарали моих врагов в вашем кишлаке. Скоро я возьму штурмом провинциальный центр, дойду до Амударьи.

— Большая беда идёт с севера, — вещал душманский главарь. — Сюда везут отравленный хлеб. Бросьте эту подачку в пропасть на съедение горным козлам. Только что из разведки в Кабул пришёл мой сын. Он может подтвердить правоту моих слов. Я верно говорю, Зергун?

Как хлыстом, ударили слова душмана: «Сын…»

Бандит положил на голову Нур Ахмата руку с тяжёлыми перстнями на крепких пальцах.

Нур Ахмат отстранился. Он видел, что люди кишлака Фатех ждут от него слов.

Ждал и Сайфуддин-хан.

Должен же мальчишка понимать, что его тащили сюда, за десять перевалов, не для того, чтобы угощать лепёшками и халвой. Своим поступком на пустыре в Кабуле он заслужил смерть. А сейчас ему лишь дают последнюю возможность купить себе жизнь. Пусть только скажет «да». Или хотя бы промолчит. А потом будет говорить в кишлаках всё, чему научит его новый «отец».

Скажи Нур Ахмат «да», и колонну с хлебом вооружённые, обманутые им, Нур Ахматом, горцы встретят пулями — это вместо благодарности за бескорыстную помощь. Погибнут люди. И долго ещё ложь и недоверие будут отравлять жителей кишлака Фатех.

Трещал огонь — горели оконные рамы школы. Над жителями кишлака Фатех кружились искры. Люди ждали, что скажет мальчик.

И тогда над задымлённой долиной прозвенело:

— Нет! Я не сын шакала! И зовут меня не Зергун, а Нур Ахмат!

Сайфуддин-хан молча и тяжело пошёл прочь, глядя себе под ноги.

— Как быть с мальчишкой? — засуетился рядом бандит в зелёном халате.

Сайфуддин-хан молчал.

Каких-нибудь пять лет назад он усмирял взбунтовавшегося от налогов дехканина ударом кнута. Он и лиц крестьян почти не видел. Помнит только их согнутые спины. И вот эти рабы отняли у него землю, а какой-то оборванный сын шофёра смело смотрит ему, Сайфуддин-хану, в глаза, не боится называть его своим врагом и, что уж совсем непонятно, презирает мученическую смерть.

Бандит в зелёном халате всё спешил за главарём. Сайфуддин-хан резко остановился, сквозь зубы процедил:

— Мальчишку забросать камнями.

Как из колодца, Нур Ахмат слышал визгливый голос душманского муллы: «Верьте Сайфуддин-хану! Голод помутил разум его сына, силы покинули его!» Но ответить врагу Нур Ахмат уже не мог. Душманы в зелёных халатах под руки тащили его подальше от кишлака…

Люди кишлака Фатех стояли молча. Их руки были бессильно опущены, лица суровы. Веками жили они, хоронясь от всего мира, с опаской поглядывая даже на соседа. У каждого из них было оружие, и если кому-то и верили они, то только своему мулле. Теперь их мулла лежал в окровавленной чёрной одежде у маленькой разрушенной школы.

Не все жители кишлака понимали правду революции. Но ложь и смерть, которые несла контрреволюция, сейчас были у них перед глазами.

А правда, читатель, придёт и в этот отдалённый горный кишлак.

Правда осветит мысли и лица горцев. Они узнают о революционных декретах. Они поймут, что революция указывает путь из средневековой темноты в счастливое завтра. И тогда, возможно, жители кишлака Фатех вспомнят маленького черноглазого пленника. Вспомнят и расскажут о нём своим детям.

Душманы волокли Нур Ахмата по камням, подальше от людей. Мальчик слышал, как они ругали нависший туман, боялись свалиться в пропасть.

И вдруг над самым ухом оглушительно лопнула тишина. Камни больно впились в спину. Мелькнула тень. Снова выстрел, другой… Туман перед глазами поплыл кругами — красными, фиолетовыми, сиреневыми…

Хлынул тёплый ливень.

Нур Ахмат увидел пляшущего под дождём Дырявую Папаху. Он потрясал захваченным у душманов автоматом. Дехканин радовался дождю. Так может радоваться воде человек, работающий на скудной земле.

Потом они сидели в маленькой пещере. Нур Ахмат жевал чёрствую лепёшку и запивал отваром из верблюжьей колючки. Ему было весело смотреть на дехканина, ещё недавно угрюмого, скрытного человека.