Мерцание - страница 6
Йин вздрогнула, возвращаясь к реальности. Всё тело пробрал приступ озноба. Она сжалась, обхватив руками плечи. Элиж смотрела на неё вопросительно.
Шаманка догадывалась, почему так вышло, но не хотела говорить.
2
Когда Фран обнаружила, что снова способна мыслить чётко, она жалась к хилой болотной сосенке и до боли в пальцах сжимала рукоять своего арбалета. Было холодно; сырость воздуха, казалось, липла к коже; в бедре пульсировала боль. Она машинально потянулась к ноге и осторожно коснулась эпицентра боли. Отдёрнула руку и ошеломлённо уставилась на покрасневшие пальцы. Набрала в грудь побольше воздуха и медленно выдохнула, а потом с ещё одним глубоким вдохом взглянула на рану. Из бедра под острым углом торчала рукоятка маленького карманного ножа. «Раньше Аластер с ним не расставался», — пронеслась в голове странная, лишённая всякой эмоциональной окраски, мысль. Кажется, весь разум заполнило осознание боли.
Всё произошло слишком быстро, или это она была непривычно медленна — кажется, эти болота тормозили мысли, восприятие, движения…
Кочка, на которой она сидела, казалась достаточно надёжной, и Фран пристроилась поудобней. Положив рядом арбалет, она принялась расстегивать рубашку. Рубашка была длинная и плотная, совсем не предназначенная для становления повязкой где-то на болотах. Фран с трудом растерзала подол. И с опаской уставилась на ногу.
«Хорошо», — подумала она. — «Наверно, если бы был повреждён большой сосуд, крови было бы больше?»
Вынимать нож было очень больно. Кажется, хуже, чем продолжать сидеть с лезвием в ноге. Франческа издала глухой вскрик и испугалась того, как гулко здесь, на одиноком болоте, звучал её голос. Руки дрожали, когда она закончила. Из открывшейся раны потекла тёмно-красная кровь. Она принялась заматывать бедро обрывками рубашки.
«Если я сейчас не сдохну», — сказала она мысленно сама себе. — «И у меня получится встать… Тогда пойду искать караван. Интересно, как далеко я смогла убежать»…
3
Очередная встреча не состоялась. Смерть, оказавшись рядом, приветливым холодком потрепала загривок и отпустила. Хезуту затерялся в болотах, оставив преследователям обрывки плаща и большую часть многолетней коллекции. Не его вина, что пациент скончался — такое случается. Смертны все, и разбойничьи атаманы — не исключение. Впрочем, ситуация имела некоторую иронию. Переживший не одну передрягу разбойник умер не от стрелы или меча — а от грибов-паразитов, захвативших нижние дыхательные пути… Хрестоматийная иллюстрация к тому, что может произойти с пренебрегающим гигиеной человеком, когда его природный иммунитет даёт сбой. Но разве это можно втолковать тупым и озлобленным головорезам, решившим, что их дорогой атаман скончался непосредственно от лечебных процедур?
Безусловно, лечение имело экспериментальный характер, но другого шанса на положительный исход для пациента не существовало… Теперь в лесу на одного разбойника меньше. А врач чудом унес ноги. Жаль коллекцию. Многие из утраченных экземпляров не имели практической ценности, но каждая вещь была по-своему дорога Хезуту.
Чего только стоили уникальные глазные червячки, так не разу не испытанные (по слухам, возвращающие зрение ослепшим). Или семена цикуты кровавой (зонтичное растение, отлично приживающееся в теле пациента, гроза опухолей). Колба с кротом, растворенным в абсолютном концентрате магии земли (сложно объяснимый метафизический эксперимент). И многие другие.
Приближались сумерки, Хезуту прислушался. Тишина. Лишь туман неторопливо струится по мхам. Погоня отстала, да и кто в здравом уме станет преследовать его здесь?
«За каждой утраченной вещью была своя история. Жаль, что большинство из этих историй так и не достигли финала. Впрочем, это не совсем верно. Их постиг финал утерянных мною инструментов. Умри я — и они бы лишились открытого мною смысла… А так они остались памятью в моей истории, которая продолжается. Возможно, это проявления закона сохранения энергии, и я остался жив лишь благодаря тому, что собирал их все эти годы. Так бережно и заинтересовано… Интересно, если миру будет угрожать опасность, он, следуя подобному закону, так же отбросит все живое в небытие, лишь бы его история продолжалась? Будто ящер, оставивший хвост в пасти одураченного хищника…»