Мертвец - страница 10

стр.

— Ну же, давай… — бормотал кто-то.

— Погоди секунду, — во втором голосе слышалось раздражение. — Тут тонкая работа…

— Да брось, Барнаби. Просто сделай это, и все. У нас ведь есть несколько миллиметров в запасе, верно?

— Чем точнее, тем лучше.

— Мы ее теряем. На нулевом давлении долго не протянешь. Переходи к стволу мозга.

— А я чем, по-твоему, занимаюсь? Раздался жуткий звук дрели, сверлящей кость.

— Есть, есть. Отлично.

— О'кей, — сказал Барнаби. — Теперь пусти меня. Что тут у тебя?

— Все резервные копии уже сделаны. Последняя — три недели назад. Это более девяноста девяти процентов личности. Я вообще не понимаю, зачем надо было тащиться сюда за…

— Это часть сделки, Джефф. Нам нужно всё.

— Но это же сплошная боль! Боль и страдание. Может, она и не захотела бы это помнить, если бы могла попросить. В конце концов, мы могли забить ей одни только события, без этой боли.

— Какой же это опыт, если он лишен боли?

— Господи, Барнаби! — воскликнул Джефф. — Кончай философствовать. Здесь тебе не спальня первокурсников.

Через столовую я прокрался к двери. Пахнуло чем-то резким и сладким — лишь позднее я понял, что это был запах жареных на гриле бараньих ребрышек.

Мама лежала на кухонном столе, голая. Кожа ее вздулась, вены выпятились, а все тело было покрыто шрамами. Я никогда не видел ее голой, даже до болезни, и теперь смотрел, как завороженный. Потом мне стало стыдно — дико, до тошноты стыдно, но в тот момент я не мог оторвать от нее глаз. Большие груди торчали вертикально вверх, несмотря на то, что живот, бока и бедра обвисли. Я был еще слишком мал, чтобы понимать, насколько это странно, но из-за того, что ее грудь так торчала, я не мог оторвать от нее глаз.

Голова мамы была запрокинута назад. На секунду мне показалось, что у нее отросли длинные волосы, которые собраны в хвост на затылке. Но волос у нее не было, об этом позаботилась химиотерапия. А из маминого затылка торчал толстый кабель.

Пискнул какой-то прибор.

— Джефф! Кажется, кто-то очень беспокоился насчет ее давления… Джефф вытащил что-то из-за уха и с размаху воткнул в грудь моей матери.

— Очень изящно, — проворчал Барнаби. — Хочешь искромсать на кусочки всю сердечную мышцу?

— Еще несколько минут — и это тело уже не понадобится. Должно быть, заслышав какой-то шум, Барнаби поднял глаза и увидел меня.

— Это еще что такое?!

— Что вы делаете с моей мамой?! — выкрикнул я. Джефф глянул на Барнаби поверх очков.

— Ты что, не проверил, дома ли ребенок?

— Его не было в записях! Идиоты…

Я бросился бежать. Споткнулся о провода, протянутые через всю кухню, рванул заднюю дверь и, протаранив москитную сетку, выбежал во двор. Ночь ударила мне в лицо, влажная и жаркая. Я босиком помчался по мокрой траве.

Барнаби бежал за мной — я слышал за спиной его пыхтение и топот. Он почти нагнал меня, но я сумел увернуться, обогнул изгородь и, тяжело дыша, забежал за гараж. На дорожке был припаркован мини-вэн, из открытых дверей которого змеились провода, а маленькая антенна смотрела в сверкающее звездами небо. В нескольких соседних домах виднелись огоньки, но улица оставалась пуста, и никто в округе понятия не имел, что здесь происходит.

Сильная рука схватила мое запястье. Мы оба повалились на траву, но Барнаби оказался сверху. Я брыкался, лягался, вопил… За шумом кондиционеров никто из соседей меня не услышал.

— Малыш, пойми, они нам ничего не сказали. — От Барнаби пахло бараньими ребрышками. — Или она им сама не сказала.

— Кто?

— М-м… Полагаю, твоя мама. Она ведь твоя мама, верно?

— Она умирает! Что вы с ней…

— Она будет жить вечно, малыш. Вечно. Подумай об этом.

Для меня уже больше ничего не имело смысла. Мне даже не казалось странным, что я лежу на соседском газоне, придавленный каким-то толстым коротышкой, провонявшим соусом для барбекю, смотрю вверх, на несколько видимых из этого положения звездочек, и слушаю, как лает чья-то собака — просто так, непрерывно и бестолково.

— Она что, ничего тебе не сказала? — его голос стал напряженным.

— Она подписала с нами договор, когда заболела. Медицинские прогнозы были не самые благоприятные, верно? Не стоит притворяться, будто это не так. В смысле, когда твоя печенка сгнила… притворяться бессмысленно, верно? Это просто чушь. Ерунда…