Мертвое море - страница 3

Затем он обернулся, чтобы встретиться с кошмаром лицом к лицу, и крик вырвался из его горла.

Там ничего не было.

И никого.

Но он продолжал слышать призрачный шепот, шлепки босых ног, шуршание одежды. А потом в тумане появился холодный свет, яркий и пульсирующий, словно чей-то дурной глаз наблюдал за ним с другой стороны мглы.

Стайлз бросился внутрь, захлопнул дверь и заперся на засов. Он ждал и ждал, чувствуя, как оно приближается, наэлектризованное, едкое и смердящее. Сквозь щели в двери и заколоченных окнах он видел, как палубу охватило фосфоресцирующее свечение. Ослепляющее и жгучее, оно поглощало корабль. Стайлз услышал пронзительный вой, и то, что преследовало его все это время, просочилось внутрь сквозь дверь и стены в виде плотного тумана, полного злого умысла.

Он вскрикнул лишь раз.

В следующее мгновение туман прошел сквозь него, пронзая тело горячими иглами и ножами, заполняя его огнем, льдом и кислотой, вгрызаясь в мысли алмазными зубами. Стайлз почувствовал, как его разум кипит и плавится, вытекает из глазниц холодным, дымящимся соком. Плоть рассыпалась в прах, и кости с сухим стуком упали на палубу.

Наступила тишина.

Возможно, Стайлз не запомнил названия судна, но оно сохранится в истории. Течением его вынесет из тумана, и люди будут помнить его название — «Мария Селеста».

Хотя Джордж Райан никогда раньше не был на борту корабля, если не считать лодочной прогулки по озеру, он сразу понял, что ему что-то не нравится в «Маре Кордэй». Опытный моряк сказал бы, что с ней что-то не так, но Джордж не был моряком, не служил ни в военном, ни в торговом флоте. Он провел три года в армии, вдали от воды, простым рядовым в инженерном батальоне. В непосредственной близости от океана он оказался лишь во время шестинедельного пребывания в Эдвардсе, штат Калифорния, где они перекладывали покрытие взлетно-посадочных полос. На выходные они с группой товарищей выезжали в Вентуру позагорать, поплавать и поразвлечься с женщинами. И все.

Поэтому в море он был впервые.

Деньги деньгами, но он уже решил, что это будет первый и последний раз в его жизни.

Они отплыли в шесть утра, около двенадцати часов назад, и поначалу Джордж расхаживал по палубе как бывалый моряк. Он повсюду замечал зеленые лица коллег: они почти сразу стали жертвами морской болезни. Все, кроме Сакса, который не раз бывал в открытом море. Сильные волны и жестокая качка не особо влияли на Джорджа. Конечно, ему было сложно ходить по спардеку не шатаясь, к большому удовольствию членов экипажа, которые казались воплощением равновесия и контроля над собственным телом, а в остальном все было в порядке. Зря волновался и беспокоился.

В отличие от остальных, Джордж не собирался поддаваться морской болезни. Он бы устоял, как Сакс. Джордж был крепким парнем, он бы всем показал.

В Норфолке вечером, накануне отправления, Сакс предупредил всех, что с первого же дня у них будут проблемы:

— Море превратит вас в младенцев. Когда покинем сушу, вы, сосунки, будете плакать и звать маму, выблевывая собственные кишки.

Но Джордж решил, несмотря на свой страх перед морем, что справится с тошнотой, лишит Сакса удовольствия. Он хотел доказать горластому мачо, что тот заблуждается.

И он сделал это. О да.

Во всяком случае, пока они не достигли так называемого Кладбища Атлантики, что напротив мыса Хаттерас, — района бурных течений и частых штормовых ветров. Здесь теплый Гольфстрим, стремящийся на север, встречается с холодными водами Арктики. Как масло и вода, смешиваются они не очень хорошо. Море словно взбесилось, «Мара Кордэй» ответила тем, что у моряков называется легкой качкой, но для желудка Джорджа это стало настоящим испытанием. Без лишних церемоний, его обед скоро попросился наружу.

После этого Джорджу, конечно, стало еще хуже.

У остальных к тому времени дела шли чуть лучше, но Джордж лежал на своей койке и чувствовал себя так, будто проглотил рой бабочек. Его мучила тошнота, прошибал пот, бил озноб, голова кружилась настолько сильно, что он не мог даже встать, чтобы сходить в туалет. К нему заглянул Сакс — грубое загорелое лицо расплылось в ехидной ухмылке: