Мертвое море - страница 7

Сплошной беспорядок.

«Хотя, наверное, — подумал Джордж, — это нормально. Каждый квадратный сантиметр на грузовом судне стоит денег, и приходится использовать его по максимуму, как кузов грузовика».

Чем больше он об этом думал, тем больше задавался вопросом: а корабль ли его беспокоит? Может, дело в чем-то еще? Что-то ждало его там, в море или в джунглях. Так или иначе, неприятное ощущение поселилось глубоко внутри.

Джордж отправился на корму, чтобы присоединиться к остальным. Ночь, казалось, стала еще темнее.

«Мара Кордэй» была семьсотдвадцатифутовым контейнерным судном, работавшим на одновинтовой паровой турбине мощностью в тридцать две тысячи лошадиных сил. Водоизмещением она была в тридцать восемь тысяч семьсот тонн и при полной загрузке могла развивать скорость в двадцать два узла. У нее было семь грузовых трюмов и зона для особо опасных грузов в переднем отсеке. Хотя киль был заложен еще в начале пятидесятых, она подверглась масштабной модификации: были установлены современные компьютерные и навигационные системы. Экипаж составлял двадцать один человек.

Джордж Райан ошибался, думая, что с судном что-то не так. Оно хорошо держалось на бурных волнах, а по спокойному морю скользило как по маслу. Ни один моряк на борту не разделял его чувств. Все они ощущали у себя под ногами крепкое, надежное судно. Если впереди и ждали неприятности, то связаны они были не с кораблем.

К семи вечера ветер поднялся до тридцати узлов, и судно стало идти с сильным креном. Что не вызывало удивления, если учесть перевозимый груз. На палубах — не протолкнуться, трюмы были плотно забиты бочками с готовым бетоном и ящиками с асфальтом, модернизированными дизельными двигателями, горными бурами, контейнерами со стальными балками и другими материалами, необходимыми в Кайенне.

«Мара Кордэй» твердо держалась на волнах, и, казалось, никакой ураган не смог бы ей помешать. Высокая, гордая и неутомимая, она была настоящей «рабочей лошадкой». Еще многие десятилетия она могла бы совершать рейсы, если бы не затаившееся на пути препятствие.

Нечто уже ждало своего часа.

В тот вечер они ужинали посменно: сперва капитан, его помощники и старший механик, затем экипаж в кают-компании, группами по четыре человека, наконец Сакс и его люди. Они сами выбрали есть последними, чтобы дать желудкам шанс привыкнуть к корабельной жизни. Еда была хороша: наваристое рагу из говядины с багетом и сконами, фрукты, бутерброды с толстыми кусками ветчины, яблочный пирог и мороженое на десерт. Морская жизнь была не по душе людям Сакса, но еда пришлась по вкусу.

— Эй, Фабрини, — сказал Менхаус с набитым ртом, — как бы ты кастрировал южанина?

— Дал бы его сестрице ногой в челюсть.

За столом раздалось несколько смешков. Последние две недели мужчины много времени проводили вместе, и спустя некоторое время шутки Менхауса и Фабрини многих стали раздражать.

— Где моя баланда с сухарем? — спросил Джордж, усаживаясь за стол и наливая себе воды.

Сакс вытер соус с губ.

— Будь я проклят, — сказал он. — Разве это не Джордж Райан? Крутой ирландский сукин сын, который не страдает от морской болезни, в отличие от вас, сосунки?

— Да пошел ты, — огрызнулся Джордж.

Остальные — Сакс, Фабрини, Менхаус, Кушинг, Сольц и Кук — жадно поглощали пищу. Их желудки привыкли, и они обнаружили, что морской воздух разжигает аппетит. Джордж думал, что не сможет проглотить и кусочка, но теперь, увидев всю эту еду, он с жадностью на нее набросился.

— Эй, придурок, — рявкнул Сакс на Кука, — подай-ка нашему Джорджу немного тушенки! Он — последний из крутышей.

Фабрини хихикнул:

— Ага, крутой, как яйца Сольца.

Менхаус нашел шутку уморительно смешной. Его пузо заходило ходуном, и он хлопнул Сольца по плечу. Тот выплюнул морковку.

— Пожалуйста, — взмолился он. — Дайте поесть.

Все считали Сольца сплошным недоразумением. Он рано начал лысеть, носил очки, был белым, как снег, и пухлым, как младенец. Такого сложно представить за рулем экскаватора или катка. Живот у него был такой большой, будто Сольц проглотил пляжный мяч, но это был не жесткий жир, как за поясом у Сакса, не «спасательный круг», как у Менхауса, который тот носил с гордостью, а мягкое, дряблое пузо. С задумчиво-виноватым лицом, аллергией и полными розовыми губами (которые он всегда смазывал бальзамом), Сольц больше походил на мальчика для битья или на ребенка, которого самым последним выбирают в команду.