Мертвые скажут правду - страница 4

Никаких чувств не было, не было и боли. Были лишь мысли, скользящие по поверхности. Вот и все. Вот и кончилась моя семейная жизнь. И вообще все закончилось. Меня не найдут. Мама и подруги заплачут, сын расстроится… Сын! Я его больше не увижу!

Внезапно я почувствовала резкую боль в виске. Голова болела, словно разламываясь на части. Я пошевелила рукой и вновь застонала от боли. Что же со мной? Кажется, меня ударили по голове… Муж пытался меня убить!

От абсурдности этой мысли я чуть не рассмеялась, и тут же была наказана новой вспышкой боли. С огромным трудом я все же перевернулась со спины на живот и поползла вперед. Кое-как выползла из ельника и с громким стоном упала лицом в грязь. Холод пробирал до костей, разодранное пальто почти не грело. Да, я жива, но как мне выбраться отсюда?

Телефон! Я же видела, что муж положил мне его обратно в карман! Стараясь не кричать от боли, я достала трубку. Она была отключена, но, к счастью, не разряжена. Я включила мобильник, и тут же на дисплее высветились несколько пропущенных звонков от мамы и Тамары. Я перезвонила Тамаре:

– Томочка, спаси! – голос не слушался, хрипел, но подруга узнала его даже в таком виде.

– Лизка, ты где? – закричала подруга в ответ. – Я тебе полчаса уже звоню! Ты зачем телефон отключила?

– Я потом все объясню. – я чуть не плакала. – Я в лесу, одна, почти без одежды… У меня голова пробита. Я замерзну скоро.

– Но где ты???

– Не знаю. – я все же разрыдалась, голова вновь болезненно запульсировала. – Узнай через мобильного оператора. Я где-то в лесу.

– Сейчас, только не отключайся! – подруга бросилась куда-то звонить. Сквозь боль и шум в ушах я слышала ее пронзительные крики: – Ее маньяк похитил и голову проломил! Она в лесу! Надо срочно пеленговать!

Но этом мое сознание отключилось, и я стала проваливаться куда-то, в теплый розовый туман.

– Лизавета, рассказывай! – первое, что я увидела, открыв глаза, была склонившаяся надо мной дородная Тамарка. – Как ты оказалась в лесу? Села в попутку к маньяку?

Не отвечая, я огляделась. Так, лежу на железной кровати, вокруг белые стены, из руки тянется прозрачная пластиковая трубочка. Вывод: я в больнице. Второй вывод – голова цела, я могу соображать. Воспоминания нахлынули вновь, и я чуть не застонала. Всегда ли соображать – благо?

– Ну быстрее! – подруга аж стонала от нетерпения. – Вот-вот следователь придет. Тут все на ушах стоят. Еще бы – первая жертва, которая выжила!

– Это был не маньяк. – с трудом выдавила я.

– А кто же? – с недоумением спросила подруга. – Эй, а ты… полностью в себе?

– Не тарахти, голова болит. – попросила я. – Я с тобой посоветоваться хотела. Что мне делать? Меня туда завез… Володя.

– Какой Володя? – Тамарка аж замерла от изумления. – Твой муж??? Он хотел тебя убить?!!! Ах, гад! Ну говорила же я тебе!

От ее криков голова снова начала разламываться. Я знала, что Тамарка терпеть не может Володю, и называет его не иначе чем «эта Жаба!» но меня-то могла пожалеть!

– Томочка, но у нас сын. Что мне делать?

– Рассказать всю правду. – отрезала подруга. – Ты хочешь, чтобы он тебя добил? А потом и сына?

Я зажмурилась. Тут подруга хватила лишку. Тошу Володя безумно любил, всячески баловал, и, уверена, скорее отрезал бы себе руку, чем как-то повредил бы сыну. Впрочем, еще вчера я была уверена, что и мне он не способен навредить…

– Тамарочка… – прошептала я. – Но ведь он не мог… Ну, может, это какое-то помраченье на него нашло?

– Ага, помраченье. – мрачно согласилась подруга. – Еще год назад. Этому помраченью 20 лет, оно живет в общежитии, и уже глубоко беременно.

Я невольно застонала. Вот и разгадка. Володя сделал ребенка молоденькой девочке, и решил избавиться от надоевшей старой жены. Никогда до сих пор я не считала себя вышедшей в тираж, хотя часто шутила по этому поводу. 39 лет – еще не старость. Я по-прежнему стройная, у меня остались длинные ноги и вьющиеся светло-каштановые кудри без единого седого волоска. У меня нет отвислых щек или второго подбородка. Друзья мужа считали меня очень даже привлекательной – или они так говорили мне в лицо, а за глаза пренебрежительно хмыкали? Наверное, никому нельзя верить, даже зеркалу…