Месть фортуны. Фартовая любовь - страница 25
Он знал всех свежаков. Запросто общался с каждым. Никому не помог даром. Всегда требовал отдачу большую, чем выдал сам. Он был завсегдатаем городского ломбарда и базара, где крутился основной товар. Он знал многих капитанов и моряков с торговых судов. Имел с каждым свои отношения. Его знала милиция города. Но не забирала. Потому что понимала, снова не сыщет причастности к преступлению. Ведь в дела Лангуст не ходил давно. А то, о чем знал, не сознался бы и под угрозой самой мучительной смерти.
Знал Лангуст всех адвокатов города. Не только по имени и месту работы, а и их домашние адреса и телефоны. Частенько навещал кого-либо из них — не без повода.
В Калининграде его знали все таксисты и проститутки. Даже больше чем секретаря обкома. Никто не гнушался поговорить с ним. Его никто не презирал, не боялся ввести в свой дом, зная, после визита Лангуста никто из воров не посмеет влезть в квартиру, потому что будет иметь дело с паханом всех малин. А он на разборку — скорый.
Случилось как-то женщине-адвокату защищать в процессе троих законников по просьбе Лангуста. Результат оказался потрясающим. Но даже за это попросила баба скромную сумму, сказав, что защищала по убеждению, не из-за денег. Пожалела заковыристые судьбы людей…
А через год залезли к ней в квартиру воры. Все унесли, обобрали дочиста. Не пожалели вдовую бабу-адвокатшу. Она в тот день уехала к сыну — в Москву — внука навестить.
Соседи, хоть и слышали, не высунулись из дверей. Все годы завидовали заработкам бабы. Теперь — злорадствовали.
Когда адвокатша вернулась домой, глазам не поверила. Онемела от горя. Зная бездарность милиции, решила не обращаться к ней за помощью. И, пошарив в записной книжке, позвонила
Лангусту. Попросила приехать, если можно — поскорее. Тот примчался через десяток минут. Увидев, что случилось, пригласил бабу в ресторан. Но, прохода мимо «пятака» перед «Дарами моря», подозвал двоих. Шепнул им что-то. И, остановив такси, увез женщину в кабак, попросив успокоиться, расслабиться, отдохнуть.
Баба сидела, как на иголках. Салаг слезами запивала. А Лангуст то шампанского в бокал нальет, то танцевать пригласит, то песню для нее закажет оркестру.
Не видела она, как внимательно следил он за часами. А ровно в одиннадцать, взяв бутылку шампанского и громадную коробку конфет, предложил ей вернуться домой. Сам вызвался проводить до порога и купил по пути букет роз.
— Мне их ставить не во что! — заплакала баба.
— Не прибедняйтесь! — рассмеялся Лангуст. И, остановив такси у подъезда, пошел наверх следом.
Открыла дверь квартиры женщина и изумилась. Все на месте! Словно и не исчезало. Будто дурной сон приснился. Все на своих местах лежит и стоит. Ничего не пропало. Только на столе записка появилась, написанная незнакомым почерком:
— Простите нас! Живите спокойно! Больше никто вас не обидит. Если вдруг что-то по мелочи Не сыщете, загляните под подушку и компенсируйте сами себе!
Под подушкой она нашла две пачки полусоток. Хотела их вернуть Лангусту. Но его уже не было. Лишь розы и конфеты лежали на холодильнике в прихожей.
Зато в эту ночь, на разборке, вывели из закона пахана домушников. За прокол. Сам Лангуст потребовал. И его поддержали законники всего Калининграда.
Обо всем знал Шакал. Заочно. Задолго до этой встречи. Но… У него с Лангустом будут свои отношения.
Калининградский пахан привык больше слушать. Рассказывал о себе и малинах коротко, нехотя. Больше говорил о городе и горожанах. Условиях и условностях. Обычаях и привычках. Правилах и нормах жизни.
Разговор шел неспешный. Нашлось много общих знакомых. Оказалось, что ходки отбывали в одной зоне — только в разные годы. Фартовали в тех же городах. Даже ситуации в делах случались схожими.
Лангуст, как и Шакал, никогда не напивался. Всегда знал меру. И ни ум, ни память, ни осторожность ни разу не пропивал. Он не любил шумных, пьяных застолий и давно не посещал фартовые попойки, какие раздражали вульгарностью и скотством.
Именно потому, сидя наедине с Шакалом, в небольшой, но тихой и уютной комнате, за искусно сервированным небольшим столом, он отдал должное вкусу пахана Черной совы. На столе, как и в разговоре — ничего лишнего, никакого недостатка ни в чем.