Месть «Голубой двойки» - страница 11

— Можно, можно, — подтвердили они, — бензину есть много-много, целых четыре пуда.

Но «целых четыре пуда» для наших кораблей, в которых емкости бензобаков равнялись семи тоннам, ничего не значили, да и ехать за бензином, как объяснили эти люди, нужно четверо суток по горным тропам на ишаках. Мы от души поблагодарили их за помощь и, расставшись с ними, решили разделить горючее, оставшееся на моем самолете, на два корабля. По нашим подсчетам выходило, что при благоприятнейших условиях оба экипажа должны долететь до своей базы. Расчеты эти строились, конечно, на риск. Но другого выхода не оставалось: не бросить же исправный корабль где-то в горах на произвол судьбы.

Два дня таскали мы четырьмя ведрами через реку от самолета к самолету бензин, убирали камни и разравнивали бугры на узкой полосе для взлета. Малейшее отклонение самолета с этой полоски грозило катастрофой, но расчистить более широкую площадку у нас уже не было сил… Развернули корабли строго по курсу на взлет, экипажи заняли свои места.

Моторы запущены, я им даю полный газ, отпускаю тормозные педали. Самолет, покачиваясь и подпрыгивая на ухабах, бежит все быстрее. Напрягаясь до предела, стараюсь удерживать его строго по прямой и с облегчением чувствую, что корабль от земли оторвался. Но вдруг один из правых моторов начинает давать перебои. Тревожно смотрю на борттехника Свечинского и убеждаюсь, что он уже действует. Мотор снова заработал нормально. Позже, когда легли на курс, спрашиваю борттехника, что случилось, почему правый мотор капризничал. Он был весь мокрый и красный от волнения. Оказывается, на взлете, когда Свечинский поддерживал альвеером давление бензина, неожиданно лопнула ручка насоса, и давление начало падать. Трудно сказать, чем бы кончился этот взлет, не окажись в эту минуту у моториста Коротеева в кармане комбинезона газовцы, которые он сразу же сунул в руки борттехнику, и тот, зажав ими кран, начал поддерживать давление ручным насосом. Тригидько взлетел нормально, он шел за нами. Когда через час приземлились на своей базе, горючего в баках уже не было совсем, в конце посадочной полосы моторы заглохли, и самолеты пришлось отбуксировать на стоянку танкам.

Пока мы сидели четверо суток в «долине смерти», наши товарищи времени даром не теряли. Экипажи Степанова и Киржака несколько раз вылетали бомбить противника. Не вернулся с задания Евдокимов, его подбили, самолет загорелся в воздухе и упал на территорию врага.

Наши наземные части быстро продвигались вперед. Надо было обеспечить их боеприпасами, горючим, пополнением, эвакуировать раненых. И в тех районах, где не было хороших дорог, все это выполняли воздушные корабли.

Проходили дни, недели. Полеты в горных районах и пустынях, посадки на неприспособленных для тяжелых машин аэродромах и временных площадках для нас уже были такими привычными, словно мы всю жизнь только этим и занимались.

На разных аэродромах бывали неожиданные встречи со старыми друзьями по летней школе — Плешаковым, Фурсевичем, Савиновым, Полевовым или же с летчиками своей ростовской бригады — Самохиным, Ковалем, Разиным, Щициным и, другими. Переживали и горькие утраты. При выполнении боевого задания погиб весь экипаж Плешакова с командой воздушного десанта на борту. Горько было сознавать, что и Плешакова, и его штурмана Гноевого в Ростове никогда не дождутся их жены и дети. Никогда мы не увидим больше и нашего замечательного летчика Коваля, лучшего штурмана ростовской бригады Щицына, душевного человека борттехника Колесникова и других членов экипажа. Они погибли за Родину, выполняя свой долг перед Родиной, отдали жизни за безопасность наших границ.

Когда задание было выполнено, а мы вернулись в Ростов и встретились с семьями своих погибших друзей, боль в сердце была огромной. Мы старались, как могли, облегчить горе жен и детей погибших товарищей. Женоргом полка тогда была Аня Гастелло, она ходила по квартирам, утешала, успокаивала овдовевших подруг. Могла ли она знать, что пройдет еще несколько лет, и ее тоже постигнет такая же печальная участь?..