Месть Нофрет - страница 3

Почему же я испугалась? Как будто с Агатой Кристи «все в порядке» — ее все равно будут читать. Как говорят в кино, «самоигральный материал». Острый сюжет, постоянные неожиданности… Ломаешь голову — «кто это сделал?». Это же не классика… Никто не станет писать работы, как о языке Фолкнера или Сэлинджера, о языке детективного романа. Но в простоте и таится ловушка — не так уж проста Агата Кристи. Сюжет можно рассказать и в коротком рассказе. Есть несколько примеров таких параллелей: рассказ и роман с одним сюжетным ходом. Но атмосфера — разговоры, в частности, деревенские «чаепития со сплетнями» или беседы с разными людьми при расследовании преступления, дружеская болтовня супругов — эта атмосфера передается только при большом внимании к стилю и языку автора. А понять автора, не полюбив его, передать, не поняв, — мертвое дело, а может, и незапланированное, добавочное убийство, или, по крайней мере, «причинение тяжких телесных (то есть словесных) повреждений».

Этот страх невыдуманный, но читатель, не разделяя моего испуга, может попытаться войти со мной в мир Агаты Кристи и полюбить ее, как попыталась сделать я.

А разве я ее недостаточно любила? Читала с огромным удовольствием, несомненно. Но по какой-то причине — то ли по привычке, ввиду наличия печальных примеров, которыми полна история нашей недавней литературы, настороженно относиться к незамутненному успеху и удачливости, к богатству литераторов, то ли оттого, что в русской литературе принято равняться на колоссов — Толстого и Чехова, Достоевского и Пушкина, Вещего Бояна наконец, — не хватало мне теплоты, живого человеческого чувства к «Королеве детектива». Не хватало той глубокой жалости, восхищения и сочувствия, которые мы (волею судеб и произволом людей) привыкли почти всегда связывать со всеми великими именами нашей литературы… Благополучие, успех, милости королевские — уж не знак ли это литературы не первого сорта, не триумф ли развлекательности, которая часто девятым валом популярности возносит и недостойных?

Делать было нечего. Нужно было узнать побольше о Даме Агате, увидеть живого человека, постараться его полюбить. Дело даже не в том, чтобы прочесть все ее наследие «от корки до корки», но в том, чтобы понять — кто она? Разгадать тайну ее популярности, даже славы, понять, какой она была. Вот на обложке книги она уже седая, отлично причесанная, с ироническим прищуром, в жемчугах (полагаю, настоящих) и с прекрасным перстнем (точно уж настоящим) — «властительница тайн», как назвал ее один из литературоведов. Добавлю — моя разгадка тайны Агаты Кристи глубоко личная. Я увидела фотографии ее в детстве, ее родственников, дома, где она росла, ее первого мужа и второго, дочери и внука, но это читатель может узнать только из первых рук, из автобиографии. Я же нашла и передаю то, что показалось важным.

Итак, Агата Мэри Кларисса Миллер родилась в 1890 году. Отец ее был американец (т. е. англичанин, два или более колена предков которого жили в Америке), а мать — англичанка, родившаяся в Англии. Но ей пришлось прожить детство и часть юности в Америке, где она и познакомилась с будущим мужем. Она была очень красивая женщина. У Агаты были еще сестра, ставшая примерной матерью семейства и заботливой тетушкой, и брат, «черная овечка» в семье, человек, который пользовался своим обаянием всю жизнь, довольно беспорядочную, и всегда находил сердобольных женщин, готовых ухаживать за ним…

Но это касается только влияния на некоторые изображенные Агатой характеры. На ее собственный характер и творчество влияли разные, часто весьма прозаические, обстоятельства. Она не всегда сохраняет их масштабные соотношения. Она знает, что радостей, истинных радостей, в жизни считанное число. Когда она пишет в автобиографии, что две главные радости — это покупка собственной машины и обед у королевы, это не значит, что не было иных радостей и горестей. Свою биографию она писала, как «гимн радости жизни». Жизни, в которой было достаточно трудностей, предостаточно горя. Потери и обретения… Но самой острой радостью после самого неутешного горя была радость, когда нашлась птичка, прятавшаяся за портьерой, в самом детстве. Это научило ее не предаваться горю, пока есть надежда.