Месть прошлого - страница 35

Ишо и рукастый!

Шидай польщённо улыбнулся. На самом деле дома Ранхаш купил, но лекарь не был уверен, что женщина поймёт смысл слова «купить».

– А землю он содержит? Што у него вырастает?

– Сам не растит ничего, почтенная, – признался Шидай, – но землю содержит. По служению своему пригляда должного уделить не может. Другие смотрят за его землёй, растят, что хотят, а он с ними в благодарность делится тем, что ему за служение дают.

Рыжжа нахмурилась. Таки хозяйство большое, без сердешной тута и не управиться. Деток нужно много, не одному ж ребятёнку такую прорву заботы по смерти передавать? Тока вот управится ли Майяри? Она ж худющая, как и почти вся болотная живность! Благо если двух ребетят народит.

– Хорош мужик, – признала она. – Девка у нас тоже неплоха, вот тока тоща и заразительна. Вся хворь к ней лезет!

– Так мы потому и заботу о ней взяли, – обрадовался Шидай. – Я ж… – он запнулся, пытаясь подобрать подходящее слово, и всё же сказал: – …лекарь.

К его удивлению, Рыжжа его поняла и уважительно ахнула:

– Как Майяри?!

– Майяри? – удивился Шидай.

– Так уж она тоже лекарка, – последнее слово было произнесено на чистейшем южносалейском.

Лекарка… Шидай как-то не очень верил, что Майяри могла в одиночку срастить такую жуткую рану, что получил Ранхаш на болотах, и теперь понимал, что, похоже, зря. Девчонка была горазда удивлять.

– Нам она в том не признавалась, – честно ответил Шидай. – Я б научил её всему, что умею.

Теперь-то Рыжжа окончательно уверилась, что к Майяри обратилось сердце хорошего мужика. Справедливый как болота, хозяйственный, рукастый, за благо девки радеет больше, чем за своё. А родитель у него какой! Сразу видать, что разумение у мужика огромное, сердце ласковое (как за сына-то болеет), и ишо боги наградили умением тела живые латать. А выглядит-то как! Кожа гладенькая, ни одной чешуечки – доброта вся на теле видна! С нею родился, с нею и прожил.

– Ну, я погляжу, и впрямь с намерениями пришли, – протянула Рыжжа. – Коли Майяри решится уйти – тянуть назад не будем. Мож, – она хитро посмотрела на приободрившегося Шидая, – где и подмогём. Младые на неразумения горазды, особливо когда до сердешности доходит.

– Боги наградили вас большой разумностью, – Шидай широко улыбнулся, и щёки женщины налились густой краснотой.

Дверь в сенях грохотнула, и внутрь решительно вошёл бородатый мужик с чешуйчатой лапой вместо ноги. Добравшись до котелка, он зачерпнул отвар стоящей рядом глиняной чашкой и, напившись, с жаром выдохнул:

– Вот глупая мотохвостка! И почём бёгла от мужика, ежли сейчас сама на него липнет?

– Ты по что это? – прищурилась Рыжжа.

– Да по Майяри! Глянул я к ним, а этот прямо на ней и уснул. Да в одёже, в одёже уснул! – поспешил уточнить мужик, пока сестра не запустила в него посудой за недогляд. – Видать, умаялся с пути. Я его стащить думал, так она: «Не надо. Пущай спит». И руками его обвила. Тьху! Что ж бабы за дурной народ такой?! То не по сердцу, то от сердца не оторвёшь! Мука с вами одна!

Ночь в деревеньке прошла спокойно, гости не чудили, как опасались самые подозрительные из жителей, и ответственно проспали всю ночь, утро и соизволили открыть глаза только ближе к полудню. Их не трогали, позволяя отоспаться с дороги. А уж после пробуждения господин Шидай, которого Бешка обозвал «старшѝм», направил «племяшей» в помощь местным, а сам утопал куда-то с бабкой Рьякой.

Всё это Майяри рассказал Бешка, неодобрительно на неё посматривая. Та безошибочно почувствовала, что отношение мужика к гостям изменилось и изменилось не в её пользу. Но ничуть не удивилась: если господин Ранхаш всё это время спал рядом с ней (точнее, на ней), то хитрый и коварный господин Шидай пророком бродил где-то по деревне.

Сама она вместе с хареном проспала весь вчерашний день – дорога и ей далась тяжело – и проснулась только поздно вечером. В доме Бешки было непривычно тихо, обычно-то дети всё вверх дном переворачивали, а спину и затылок ломило от неудобного положения. За всё это время харен даже не подумал сменить позу, и вся шея зудела из-за исцарапавшей её щетины. Да ещё и в тулупе было дико неудобно, но хоть спина не замёрзла.