Месть — штука тонкая - страница 35

Бобров, услышав про пистолет, округлил глаза, не видя в этой истории ничего смешного.

— Власов описался от страха! — выпалила Настя. — Смешно, да?

В этом месте вместо ожидаемого Настей бурного папиного веселья по поводу конфузии с сыном прокурора Бобров нахмурил брови и спросил:

— Что, настоящий пистолет? В городе? Что это ещё за гангстер американский у нас тут шалит?

— В том-то и дело, что это была зажигалка, а не пистолет, — рассмеялась Настя. — А Власов испугался так, что описался! Папа, он просто его зажигалкой напугал!

Бобров едва заметно улыбнулся, только чтобы порадовать дочь, разделив с ней ее веселье:

— Понравился тебе этот американец, что ли?

— Да ну тебя, папа, я тебе про Власова рассказываю, а ты мне все про американца, — делано обиделась Настя.

— Дочка, я столько лет в политике, — сказал он, — и умею выжимать из рассказа его суть. Так что меня не проведешь. Я же вижу, кто тебя в этой истории особо заинтересовал. Смотри, слишком не увлекайся этими американцами, а если увлечешься, то приведи его, я хоть с ним познакомлюсь, что за «фрукт». А пока все, не отвлекай меня. Иди к себе, мне надо еще доклад просмотреть, завтра конференция, а потом банкет.

Настя поджала губки, вскочила со стула. Вот так всегда, у отца какая-то конференция важней родной дочери. Она пошла к себе в комнату, тупо полазила по Интернету, позвонила подружкам и решила лечь спать. Тем более что завтра была суббота, и она твердо решила пойти в какой-нибудь клуб. Опозорившийся Власов пока больше не показывался, и Настя могла сходить с какой-нибудь из подруг, которых было у дочери губернатора предостаточно, только свистни. Высокопоставленный папаша спокойно отпускал Настю, потому что его чадо везде знали в лицо и охраняли, как народное достояние.

Назавтра к вечеру местом проведения досуга Настя выбрала бар «Ринго», названный так в честь барабанщика ливерпульской четверки и держащий марку клуба имени «The Beatles». Боброва не было дома, мама уехала в солярий, и Настя беспрепятственно покинула дом. Они встретились с подругой и на такси поехали в клуб. Народу было битком, но для дочери губернатора место нашлось.

На стенах бара «Ринго» висели фотографии рок-музыкантов, старые гитары и пластинки, а на маленькой сцене в углу доморощенные последователи музыки битлов играли их композиции. В баре царила миролюбивая обстановка, лилось рекой пиво, дымили сигареты. Настя и ее подруга по кличке Креветка сели за уютный столик в углу, который им любезно предоставил прогибчивый администратор, который к тому же поставил поблизости дюжего охранника на случай, если кто-либо посягнет на честь юной хозяйки области.

Музыка играла, Креветка о чем-то весело болтала, Анастасия ее слушала вполуха, иногда путано отвечала, в общем, время проводили неплохо. Настя выпила уже полную кружку пива, слегка захмелела и вот в табачном дыму различила знакомый силуэт. Ее сердце дрогнуло, это был он, американец Брэд, в той же самой шапочке и темных очках. Он словно не замечал Настю или правда не видел. Неожиданно появившись в баре, он подошел к музыкантам и о чем-то попросил их. Затем зашел на сцену, взял у солиста гитару, надел ее ремень себе через плечо. После этого он приблизился к микрофону, прошелся по струнам гитары, издав легкий драйв, и сказал:

— Excuse me, boy and girl! Прошу не много внимания! Я хочу спеть эту песню для самой лучшей девушки на свете, которую зовут Настя! Она находится сейчас в этом зале.

И в этот момент он посмотрел на нее так, что даже сквозь его очки она почувствовала, как теплая струя хлынула из его глаз, окатила ее с головы до ног, закружила сладкой истомой, сдавила грудную клетку.

— Настя, это же он тебе собрался петь! — взвизгнула Креветка. — Ты его знаешь? Что это за парень? А почему он говорит с акцентом, он что, эстонец?

Но Настя не ответила, потому что Брэд сразу же запел красивым бархатным голосом, очень похоже на оригинальное исполнение, старую битловскую песню «And I love he». Музыканты бара, знакомые с материалом, подключились к исполнению. Когда они закончили, а Брэд поставил гитару на подставку и сошел со сцены под шквал аплодисментов, один из музыкантов сказал другому: