Место под солнцем - страница 52
— Да, — честно ответила девушка, ошеломленная его интуицией.
Фитцджеральд сдался. С ожесточенной нежностью он поцеловал ее. Сдерживая неистовую страсть, он приготовился настойчиво добиваться от этих мягких губ ответного пыла. И понял, что недооценивал Карлу. В мгновение, когда уста их слились, Джек почувствовал, что в его руках взорвалась бомба замедленного действия.
Он не знал, что Карла тысячи раз уже со сладкой тоской вспоминала первый его поцелуй, тот, мимолетный и дерзкий, и наслаждалась им чаще, чем осмелилась бы себе признаться. Но этот… этот был горячее, нежнее, вкуснее во много-много раз, потому что сейчас она не сопротивлялась ему. Она устала сопротивляться.
Стоило ждать когда, наконец, вспыхнет так долго тлевший костер женской чувственности. Одурманенная теплом требовательных губ, жарким мужским дыханием, Карла шла навстречу желанию Джека с таким сладострастным рвением, что его самообладание оказалось под угрозой. Поцелуй этот был долог и яростен, откровенен во взаимном вожделении настолько, что оба они потеряли ощущение пространства и времени, оказались в вакууме, где все стало пустотой и осталась только всепоглощающая жажда обладать друг другом.
Карла потеряла голову. Все, от чего она так долго отказывалась и чего избегала, стало вдруг необходимым и главным. Вся ее склонность к самоистязанию, самоунижению будто по мановению волшебной палочки перестала существовать. Все благоразумие и осторожность с бешеной скоростью понеслись от нее прочь, вниз, в бездну, как мчится по крутому склону сорвавшаяся с тормозов повозка. Карла рвалась к Джеку, вжималась в его тело в надежде найти силу, смелость, поддержку, ибо она изнемогала от страха и предвкушения того, что неизбежно случится. Не веря в победу, нет, не веря своему счастью, Джек скользнул пальцами под ее тонкую блузку, сжал полные гроздья грудей, горячих, упругих, алчущих его рук и губ. Протяжный стон вырвался из горла девушки. Изумленный Джек ощутил, что она нетерпеливо вцепилась в его ремень.
— Карла, девочка моя, — глухо молвил он и замешкался. Его вдруг смутила ее откровенность. А она не отвечала, лишь щекотала губами его обнаженную грудь. Рубашка уже валялась в стороне.
Изо всех сил сдерживая мужское желание, Джек перехватил ее жадные руки. С любой другой женщиной он не раздумывая воспользовался моментом и ринулся бы в поток плотской стихии, что было для него естественной и безусловной радостью. С любой женщиной он не раздумывая разделил бы сексуальный восторг, но только не с Карлой. Только не с девушкой, которая до этого мгновения была холодна до безразличия. Только не с девушкой, которая в твоих руках превращается из ледяного кристалла в сноп брызжущего искрами костра. Только не с девушкой, которая вся состоит из непредсказуемых противоречий.
— Карла, — хрипло сказал он, почти выкрикнул. — Карла, это не сон. Умоляю, не думай, что я смогу остановиться. Я не безумец. Я не мазохист.
Ответа не было. Был взгляд — настолько ясный и пылкий, что не нашлось бы мужчины, способного противостоять ему. Почему нет, почему, взывал к себе Джек, глядя на мягкие, податливые женские губки, на светящиеся страстью глаза, на поющее в его объятиях гибкое тело. О силы небесные, почему он должен отказывать ей? И себе…
Полетела на пол одежда, как клочки лопнувшей оболочки недоверия, ожидания, страха. Мужчина потянул женщину на пол, ставший в эти минуты роскошным ложем любви. Уговаривая себя быть нежным, чутким, внимательным, Джек вдруг понял, что Карлу ему не сдержать. Она превратилась в вихрь, в смерч, в тайфун под именем Карла. Голодовке пришел конец. Наступил вожделенный момент пышного пира чувственности. И женщина припала к его яствам. В меню было только одно блюдо — мужчина. И она наслаждалась им бесстыдно и распутно, требовательно и жадно, предлагая себя, даря, награждая его своим жаром. Ненасытная, дерзкая и покорная она содрогалась и трепетала в его объятиях, пока тело не преисполнилось чувством сладострастного изнеможения.
В безмолвии прошло немало времени. Что-то неладно, мелькнуло у Джека беспокойная мысль. Он все еще прижимал к себе разгоряченное тело Карлы, но заметил сразу, что сладкая истома в нем исчезла, уступив место неловкости и скованности.