Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!.. (СИ) - страница 7

- Ладно... не грусти, найдётся пропажа - не иголка, - утешал друга Крючков, с явным не терпением переходя к главной, по его мнению, теме. - Лучше скажи, Джордано Бруно из Лефортово: ты хоть помнишь, что вчера учудил на моей свадьбе...красавец! Где у тебя зеркало-то? Впрочем: ну его к дьяволу - лучше тебе себя не видеть...

- Да вроде помню... местами, - виновато буркнул Вова, одновременно озираясь по сторонам, будто ещё кого-то жадно искал взглядом, - извини, сорвался... ты ж знаешь - характер ни к чёрту, - нарочито отчётливо и с ударением на последнем слове пытался оправдаться Уклейкин.

- А я всегда говорил тебе, Володька, - закусывай и меньше спорь с молодёжью, сам же знаешь какие они нынче деревянные, одно слово - пепси-кольное поколение. Эх... знал бы ты, как потом Светкина мамаша меня пилила! И это в первый-то день брака! Что же потом-то будет? - теперь я понимаю, отчего столько анекдотов про тёщ. Одно утешает, что у них такие дочки-цветочки. Кстати, вот прими и вкушай: тут пирожки, салаты, бутерброды всякие: супружница моя собрала, - не без гордости заявил Крючков. - Говорит, мол, отнеси это всё бузотёру Уклейкину: пусть подкрепится, какой-никакой, а - твой лучший друг, кто ему сердечному ещё поможет, один одинёшенек. А я про себя молчу - хихикаю: "ему сейчас, болезному, пивка да чекушу, а не чай с ватрушкой". Вот по дороге и зацепил микстур соответствующих: глянь, натюрморт какой, - Петров-Водкин - отдыхает.

Действительно, на небольшом журнальном столике находчивый и верный друг полукругом расположил с десяток бутылок Жигулёвского, а внутри его, как стела, возвышалась запотевшая со слезой 0,7 литровая 'Завалинка' по бокам которой, как гордые, стройные и бесстрастные, караульные, стояли, преломляя собой свет в радужный спектр, две хрустальные 50-ти граммовые стопочки. Чуть ближе к переднему фронту столика, как бы замыкая стеклянную часть композиции, величаво и даже солидно, но также симметрично, разместилась пузатая пара полулитровых пивных кружек, одна из которых была на половину отпита автором сервировки. Обрамляла же всё это импровизированное произведение угарного андеграунда, вышеупомянутая и паровозиком разложенная, оставшаяся со свадьбы часть дорогой снеди. Наконец, венцом шедевра, явился янтарно-жёлтый лимончик, как штандарт, искусно прикреплённый надрезом к пробке 'Завалинки', невольно притягивающий своей вызывающей пестротой даже абсолютно равнодушный взгляд убеждённого трезвенника.

Вообще, Крючков ещё с детства любил устраивать разнообразные эффектные штуки и если вначале 'карьеры' он это делал нарочно, что бы привлечь к себе, таким образом, внимание окружающих, то со временем он настолько с этим свыкся, что практически любое будничное действо его непроизвольно становилось неким маленьким произведением 'искусства'.

- Нда... впечатляет, - впервые за сутки неловко улыбнулся Володя, глядя на журнальный столик и едва сдерживая мгновенно и обильно выделившуюся слюну, несмотря на пересохшее, как обезвоженный арык в пустыне, горло. - Ты, это...Серёга, прости меня, если, я там разбил чего или поломал: с гонорара верну, если Сатановский не задержит. Ну, и спасибо, конечно, что зашёл - ты настоящий друг... 'не то, что некоторые...', - подражая ослику Иа из чудесного советского мультфильма про Винни-Пуха, снова грустно буркнул Уклейкин.

- Ладно, - проехали, чуть смутился Крючков. - Все живы, здоровы и, слава Богу. А посуда... - да хрен с ней, как говорится, - на счастье. На то и свадьба - будет хоть что вспомнить. Давай-ка лучше, дружище, присаживайся и похмеляйся, а то на тебя смотреть больно.

Уклейкин, словно на выросших крыльях, не смотря на очевидные физические и душевные травмы и изрядный упадок сил, помятой бабочкой всё же относительно ловко вспорхнул к столу и в два огромных глотка опустошил бутылку прохладного "Жигулевского". И впервые за сутки, он тут же всем существом своим почувствовал блаженствующее облегчение, ибо буквально каждая клеточка его организма, получив, наконец, долгожданную толику необходимого вспоможения, впитав его, налилась энергией возрождения. Глаза Вовы, не смотря на известные физические препятствия, излучали ту редкую, ничем не поддельную радость вновь обретённого счастья бытия, что если бы, случайно оказавшийся рядом, фотограф запечатлел, сей ракурс, то оное произведение, несомненно, заняло бы достойнейшее место в мировой галерее искусств, как шедевр сурового реализма начала XXI века России.