Мето. Мир - страница 4
— Ты встречал его раньше? В смысле, когда жил в Доме?
— Нет, он слишком стар.
— Но у него вроде бы нет бороды… — встревает Цезарь 3, голос которого я слышу впервые.
— Он бреется… таким длинным ножом для операций.
Слышится стук в дверь. Мне приносят поесть. Я узнаю Оптимуса, которого считал погибшим в бою. Видимо, ему запрещено смотреть на меня. Цезарь 1 отрывистым жестом приглашает меня приступить к еде, после чего они с коллегой удаляются для переговоров. Я медленно пережевываю, еще раз обдумывая их последние вопросы. Они не знают, кто такой Шаман, и, вероятно, предполагают, что он пришел извне. Наверное, это их настораживает. Возможно, не надо было отвечать так категорично, когда Цезарь 1 спросил, не сталкивался ли я с ним в Доме. Я слышу обрывки их разговора: «Где он мог научиться… брить… бороду? И зачем ему это делать?.. Может, послать кого-нибудь? Не знаю…»
Во мне крепнет уверенность, что из-за меня Ева подвергается опасности. Они возвращаются. Я еще не доел, но Цезарь 3 убирает тарелку.
— Сменим тему. Расскажи, как ты обнаружил серую папку?
Если ответить «случайно», они не поверят, хотя это правда. Пораскинув мозгами, я заявляю:
— Во время восстания я решил проверить все документы в конторе Цезарей. Я искал бумаги, способные объяснить наше происхождение, но нашел только тетрадь, где рядом с именами детей были проставлены буквы «П», «В», «Э», и серую папку. Я узнал, что в ней, только после того, как смог подобрать десятизначный шифр.
— Значит, ты нашел ее практически случайно?
— Никто не рассказывал мне о ней раньше, если вас это интересует. Затем я унес ее вместе со своими вещами во время побега. Когда я добрался до пещер, ее отняли Рваные Уши, но, думаю, об этом шпионы вам уже доложили.
— Продолжай. Объясни, как ты смог раскрыть ее.
— Я никогда не думал, что мне это удастся, хоть и утверждал обратное. Враждебность Хамелеонов достигла тогда апогея, и мы рисковали жизнью ежеминутно. Тот факт, что Первый круг считал нас способными подобрать шифр, придавал нам значимости и обеспечивал нас защитой.
— И у тебя получилось? — спокойно спрашивает Цезарь 3. По его интонации трудно определить, вопрос это или утверждение.
Я улыбаюсь и выдерживаю паузу:
— Разумеется, нет, это невозможно. Перебрать десять миллиардов вариантов…
— Но нам сообщили противоположное…
— Значит, вам солгали.
Я невозмутимо выдерживаю взгляд Цезаря 1. Я знаю, что он блефует: мои друзья никогда бы не раскололись.
— Ладно, раз уж ты так утверждаешь. А Филипп?
— Я не знаю никакого Филиппа.
— Филипп, архивариус.
— Вы хотите сказать: Грамотей?
— Грамотей, именно… Значит, он еще жив. Пока что этого достаточно. Через некоторое время мы зайдем за тобой и предложим занятие, которое, как мы надеемся, тебя развеселит.
От них можно ждать чего угодно, но, не успев об этом подумать, я проваливаюсь в сон.
Позднее они бесцеремонно меня будят. Цезарь 3 затыкает мне рот красным платком, после чего тащит за собой по коридорам. Мы спускаемся по лестницам, ведущим в затхлую комнатку. Двое солдат конвоируют юношу с завязанными глазами. Я мгновенно узнаю Октавия. Что они задумали? Цезарь 3 выдвигает ящик стола, достает нечто вроде пинцета с заостренными кончиками и заявляет:
— Мы решили, что тебе будет приятно самому проткнуть ему ухо.
Простонав сквозь кляп, я пытаюсь передать мимикой отказ. Не хочется причинять боль своему другу.
— Это не так уж больно, — уверяет Цезарь 1.
Он всучивает мне холодное и тяжелое орудие. Я не реагирую, и тогда его тон становится категоричным:
— Давай, Мето, это приказ!
Я слышу, как мой приятель шепчет:
— Сделай это, Мето! Побыстрее!
Я хватаю пинцет, пахнущий ржавым железом, и подношу к левому уху Октавия. Я дрожу: не хочется его ранить. Нужно отдышаться. Никакой возможности поговорить с ним, успокоить. Я бегло провожу рукой по его волосам, а затем изо всей силы сжимаю пинцет, чтобы сократить страдания Октавия. Он не может сдержать крик. Солдат мигом отпихивает меня и продевает в ухо огромное кольцо, потом тянет за него, словно желая проверить, хорошо ли оно прикрепилось. Я знаю, что больше всего ему хочется еще раз услышать крик жертвы. Все кончено. Я снова бреду по коридорам. Мы взбираемся по ступеням, возвращаясь на наш этаж. Вскоре меня вталкивают в каморку без окон. Едва за мной запирают дверь, я бросаюсь к умывальнику, и меня рвет.