Мето. Мир - страница 6
— Нож и шило. Я хорошо натренировался. В рукопашной всегда возьму верх.
— Можно взглянуть?
Видя его колебания, я объясняю:
— Мне нужно точно знать, можно ли открыть ими выдвижной ящик с папкой.
Он неохотно протягивает оружие. Я бегло его осматриваю. Шило довольно острое — в замочную скважину влезет, а тонкое лезвие ножа войдет между выдвижным ящиком и столешницей. Я возвращаю оружие.
— Идеально подходит. Можно задать вопрос, не связанный с этим поручением?
— Попытка не пытка.
— Как ты стал информатором?
— Ты хотел сказать: предателем? Все очень просто, и я не стыжусь своего прошлого, поскольку уверен, что в аналогичных обстоятельствах ты бы с радостью взял на себя такую же роль. Когда закончилась моя инициация, мой наставник пригрозил укокошить меня, если я осмелюсь еще раз к нему обратиться. У меня не было ни одного друга, и я всего боялся. Я чувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Тут-то меня и вызвали в контору. Цезарь 2 предложил тогда взять меня под свою опеку. Я мог приходить когда захочу и рассказывать ему о своих трудностях. Стоило нарисовать на полях моей тетради для домашних заданий маленький крест, и в течение суток Цезарь 2 тайно устраивал свидание. Теперь я называю это «предложением», но думаю, что в ту пору я попросту не смог бы от него отказаться. Мне было важно снова получить возможность на кого-то положиться. Но постепенно, когда у меня начали складываться дружеские отношения с другими детьми, я обнаружил, что могу навредить тем, кого люблю. К концу своего пребывания среди малышей я начал стесняться роли стукача. Тем более что с годами опека Цезарей становилась излишней, с моей точки зрения. Я не из тех, кто пользуется связями для сведения личных счетов. Ну и еще Марий… Помнишь его?
Я радостно киваю. Это был специалист по языку застольных знаков.
— Мы стали большими друзьями, и он рассказывал мне обо всем, утверждая, что мы «как два пальца одной руки — навеки вместе, смерти вопреки». Я разделял его сильное чувство, но был вынужден скрывать правду о себе. Я все время стыдился. Когда моя кровать сломалась, это стало для меня избавлением, пусть я и лишился своего дорогого друга. Кстати, Мето, ты в курсе, что я тогда еще не дорос? Что ночью кто-то пришел и сломал мою кровать?
— Я догадался, Квинт.
— Откуда?
Я не хочу объяснять, что его изгнание из общей спальни было, на мой взгляд, первой частью плана Ромула, а потому импровизирую:
— Помню, как за пару дней до этого, во время хоровых занятий, я тайком сравнил наш рост и обнаружил, что я на целый сантиметр выше.
— Рад, что ты это сказал, ведь тут никто не хотел мне верить. Они твердили: «Все, кого выгнали, заводят одну и ту же песню: мы, мол, ни в чем не виноваты! Это какая-то ошибка!»
Я тронут этим откровенным признанием. Цезарь 3 входит без предупреждения. Он усаживается напротив нас и просит меня изложить свой план. Едва я заканчиваю, он сухо замечает:
— Насколько я понимаю, Филипп ночует в помещении архива. Значит, ты мог бы забрать у него ключ. Тогда тебе не придется взламывать замок выдвижного ящика оружием Квинта.
— Мне тоже кажется, что он спит там, потому что я больше нигде с ним не сталкивался. Но не хотелось бы его будить.
— Квинту запрещено одалживать тебе оружие. Запомни, Мето, мы недостаточно тебе доверяем. Не забывай и о том, что Филипп глуховат. Брось! Неужели ты боишься этого труса, который годами прячется в своей норе?
Я ничего не отвечаю, понимая, что это бесполезно.
Поскольку экспедицию назначили на следующую ночь, нам разрешено отдохнуть днем. Я долго валяюсь в постели.
А вдруг Юпитер и его приспешники расставили мне ловушку? Что если они решили наконец избавиться от меня или устроить мне очную ставку с Хамелеонами? Нужно быть очень осмотрительным.
Первые ночные часы тянутся долго. Такое чувство, будто я вообще не спал, хоть и дремал короткими урывками. Приоткрывая глаза, я вижу рядом Цезаря 3. Он протягивает мне наручные часы:
— Пора, Мето! Квинт ждет тебя.
Мы идем к моему напарнику, который, видимо, дожидался моего прихода. Сначала мы намазываем себе лицо черным и, поскольку зеркала нет, поправляем друг другу грим. Улыбаемся. Думаю, я мог бы с ним подружиться. Мы натягиваем подготовленные темно-серые наряды. Уж не знаю, где Цезарь их откопал: в Доме я не встречал никого в такой форме. Мы повторяем мимические шифры, которые сами же и разработали. Квинт очень волнуется, суетится и говорит без умолку. Хоть он и начинает мне нравиться, лучше бы на этом задании у меня был более опытный помощник. Приходится даже повысить голос: