Метод погружения - страница 3
— Нет, не скучаю.
Приумолк, ожидая следующего вопроса. Она обвела медленным, оценивающим взглядом картинный пейзаж.
— Каким образом вы поселились на барже?
— Можно сказать, случайно. Один мой приятель написал кандидатскую о том, как парижане оборудуют баржи под жилье. Я почитал, возникло желание попробовать. Вообще-то я мечтал о лофте, но к тому времени цены на них подскочили. А тут подвернулась подходящая баржа…
— А что на ней возили?
— Гравий, песок… Это была совершенно пустая коробка. Все, кроме электричества, я сделал своими руками.
— И давно вы здесь обитаете?
— Двадцать пять лет.
— На этом же месте?
— На этом же месте.
— И вот уже двадцать пять лет вы смотрите на одну и ту же картинку… Не надоело?
— Нет. Картинка постоянно меняется. И деревья выросли…
Лизе приглянулась белая усадьба на пригорке, с закрытыми ставнями.
— Там кто-нибудь живет?
— Хозяева, кажется, англичане, иногда наведываются.
Они снова долго молчали. Гастон остро чувствовал ее присутствие, совсем близко, и молчать с ней было приятно, они словно продолжали разговор, каждый про себя. Произносить слова вслух казалось лишним.
— Вы счастливы?
В ее голосе прозвучала уверенность: разве здесь, в этом райском уголке, он может чувствовать себя иначе?
— Да.
Со временем и частью непроизвольно, жизнь его устроилась именно так, как он желал, но теперь ему хотелось признаться Лизе: «Для полного счастья мне не хватает вас!».
От ее пьянящей близости, от жаркого даже под белым парусиновым тентом воздуха, от духоты и чрезмерно выпитого вина ему стало нехорошо, он ушел вниз, в спальню, опасливо измерил подскочившее давление, полежал немного. Это ему показалось, что немного, на самом деле прошло более часа, а она просидела все это время на корме, глядя на искрящуюся воду, на противоположный берег, точно такой, как на присланной Гастоном фотографии: яркий, солнечный, под легким сислеевским небом… И, казалось, она может сидеть так вечно.
Он извинился: запланированная прогулка в лесу не состоялась! Но она не высказала ни упреков, ни сожаления.
— Ничего страшного.
И спросила расписание поездов. Было рано, около шести, — он беспрекословно, с упавшим сердцем, отвез ее на станцию. И она уехала… Он не сомневался, что навсегда.
Теперь она присутствовала на его барже постоянно. Разгуливала, качая серой юбкой у него перед глазами, обмахивала подолом стулья, волнуя тем неизведанным, что он угадывал под мягкими складками; за обедом тянула узкую кисть, чтобы пригубить вино из его бокала; играла с эхом, отсылая мягким, негромким голосом протяжное «а-а-а»; эхо катилось наискосок по воде и, отталкиваясь от берегов, возвращалось к ней, а она веселилась, как девчонка…
Гастон видел Лизу повсюду, думал о ней с утра до вечера. И мечтал…
Природа оказалась на его стороне. Пошли сухие, солнечные дни, он ухватился за удачный предлог, — не следующего же лета ему ждать! — написал Лизе. В худшем случае, она не ответит или скажет, что не может приехать. Она ответила. «Моя бабушка говорила: получить приглашение в первый раз несложно, а вот получить его вторично — гораздо сложнее!» За фразой следовало три смайлика. И он как будто услышал ее низкий, грудной смешок, она не смеялась, а добродушно гукала — коротко или, особенно довольная, по-голубиному протяжно. Предупредила, что хочет искупаться перед обедом и приедет пораньше: «Я постараюсь сесть на поезд, который прибывает в 11.41». И еще: «Будет жарко, приготовьте для меня бутылку минеральной воды комнатной температуры, плиз…» При видимой легкости, беспечности она продумывала все до мелочей и четко, как в линованной тетрадке, расписывала по пунктам. Его почему-то снова охватил страх: а вдруг не приедет? А он не представляет, где ее искать… Она приехала.
— За эти дни я успела забыть, как здесь хорошо!
И тут же, на палубе, без церемоний разделась, пока он, насвистывая, относил сумки с провизией на кухню, осталась в простом черном купальнике и, подколов волосы, осторожно спустилась в бурую воду по узким железным перекладинам. Видя, как она болезненно морщится, Гастон счел нужным пояснить: