Между двух огней - страница 2

Я не люблю рефлексировать. Хотя вру. Под хорошую закуску, пропустив рюмочку, очень приятно погрустить о несбывшемся, или упущенном. Но в неясной ситуации предпочитаю шевелиться и двигаться.

Вопреки этому уселся опять на кровать, и принялся упорядочивать всплывающее в голове знание. С удивлением осознал, что Иван Кольцов – это тот человек, которым я бы и хотел быть.

После Белого Исхода из Крыма, несколько лет был проводником в Африке у скучающих богачей, приехавших поохотиться. Не чужд авантюризма. По крайней мере, не стеснялся заниматься контрабандой алмазов, бросая вызов могущественному Де Бирс. Сказочных богатств не снискал. Но когда подхватил дизентерию, в Анголе, год жил не работая. Пока приходил в себя, услышал о том, что Де Бирс внесло некоего Кольцова в списки личных врагов. И при встрече в джунглях не намерено миндальничать. Первым же пароходом, идущим в сторону Европы, покинул негостеприимные места.

Отсидевшись в Сеуте, перебрался в Марсель. Где примкнул к лихой международной команде контрабандистов, прикидывающихся рыбаками. Намеревался заработать и уехать в США. И все шло к тому. Пока однажды ночью шхуну не блокировали катера полиции и таможни. На борту было сто ящиков с оружием, которое собирались перекинуть на пароход, идущий в Африку. Иван оказался единственным, кто не стал сдаваться. Прыгнул в ночное зимнее море. И чудом проплыл восемь миль до берега. Буквально за час до обысков успел забрать свои сбережения и документы. И убрался из Марселя.

Вот уже второй год в Париже. Перебивается случайными заработками, в надеже на то, что подвернется случай всерьез заработать и свалить, наконец, за океан.

Я встал, и прошел в угол. В тумбочке справа от окна стоит шкатулка с документами. Паспорт Гражданина Французской Республики на имя Айвена Колтцофф. Сто франков мелкими купюрами. Рядом с тумбочкой стоит гитара в матерчатом чехле. Иван по вечерам, на неделе, поет романсы в кафе «Тетушка Катрин», на Монмартре. Мсье Роже, хозяин, за это кормит, и платит семьдесят пять франков за вечер. Судя по воспоминаниям Ивана – это очень приличный гонорар. А по выходным тоже самое он делает в кафе la Poste, с другой стороны Монмартрского холма. Хозяин платит меньше, но американские туристки за пение неплохо подкидывают.

Хотел достать гитару, но почувствовал позыв. Натянул ботинки. Что-то типа советских офицерских. Такие же черные. Трудно купить тапочки, что ли? Пошел в туалет. Общий сортир расположен рядом с лестницей. Небольшая будка с дверью. Вместо стульчака два рифленых места для ног. Пожурчал задумчиво. Этот дом подсоединён к городской канализации. Так что грех жаловаться.

В Латинском квартале, да и вообще на левом берегу Сены, большинство домов имеют выгребные ямы. Их раз в неделю опорожняют насосами в огромные желтые бочки, что увозят это из города. Запах в квартале в этот момент стоит – не передать. Да и кабинка сортира – настоящая роскошь. Во многих домах стенки сортиров, если есть, чисто условные. Где-то по пояс. Не стали заморачиваться. Справляющие нужду жильцы сидят по сути на лестнице, у всех на виду. Поднимается эдак жилец вечером домой. Бонжур мсье. На следующем этаже – бонжур, мадам. Уринуары на улицах повсюду. Это такое место, слегка отгороженное от улицы, где можно облегчиться по малому. Пока отливаешь, тебя видно с ног до головы в деталях. Французы, такие французы…

Вернулся в комнату. Мысленно встряхнулся. Еще раз оглядел свое жилище. Слева, в ногах кровати, сундук, в котором лежит барахло, что может пригодиться. Кровать. Рядом стул, на котором аккуратно сложены брюки. На спинке рубашка и пиджак. На брюках лежат наручные часы и галстук. Окно. Если сейчас февраль, то мне повезло с погодой. Градусов семнадцать. С одними ставнями здесь наверное дубак. Память подсказала, что у Ивана вяло текущая война с консьержем за право установить печурку в комнате. Справа от окна тумбочка. Стол, скорее столик. Умывальник. На двери крючки. На них висит шляпа, и пальто. Не густо. На часах восемь утра.

Ну что же. Не дергаюсь. Осмотрюсь, подумаю. Главное не спалиться резко изменив поведение.