Между двух огней - страница 22
– Через пару-тройку, максимум пять лет, мы с тобой будем жить на берегу моря. У нас будет двое детей и смешная большая собака. Так что не грусти, все будет отлично, я договорился.
– Это что, предложение? Иван, кто же делает предложение – так?
– Ничего подобного! Я пока не оборудован для предложения. Просто информационное сообщение. Вот когда кольцо с алмазом, солнце, играет оркестр, и я такой на колене…
К моему удивлению, эта вроде бы прожженная парижанка, в постельных утехах оказалась весьма скромной. И лишилась нафиг этой скромности под моим алкогольно-романтическим напором, получая искреннее удовольствие именно от того, что я рядом. Меня это заводило еще больше.
– Кольцов! Ай! Ты был женат? Ты такой опытный …
– Да, целых два раза. В Африке, и в Марселе.
– Они были красивые?
– Ну как сказать. В Танзании я некоторое время работал царем небольшого племени. И был женат на гареме. Вот гарем меня этому всему и научил. Дикари, что ты хочешь!
– А француженка? Она красивая была?
– Она была рыбачка. Единственный зуб, который у неё остался, очаровательно торчал в левом уголке рта. Ей было семьдесят три года, и она померла от счастья, едва я оформил гражданство. Так что я дважды вдовец.
– А гарем был большой?
– Да нет, по традиции – три дюжины жен и наложниц.
– Ванечка, – она кусала меня за ухо, – я тоже хочу в Африку, заведу себе гарем. Три дюжины шоколадных красавцев.
– Вот кстати! Госпожа Вяземская. Я видел этого жеребца, бразильского посла. И заявляю прямо. Когда этот деятель смотрит на тебя своими похотливыми глазами, он не подозревает, что на самом деле он смотрит в ствол не то что пистолета, а пулемета, которым я разнесу ему бошку! Наточка, не нужно до этого доводить!
– Дурак! Я, если хочешь знать, по настоящему, кроме тебя, была влюблена только в восемь лет. В корнета Салтыкова. Их имение было рядом с нашим, и он приезжал летом к родителям. А посол нравится маме, а не мне. Она думала нас поженить, а я отказалась еще полгода назад. Но она надеется…
– В восемь лет? Наталья Викторовна! Я понимаю, что сейчас не подходящий момент, но я возмущен вашей ветреностью!
– Вань, а ты бы взял меня в гарем? Я бы тебя точно-точно взяла. Ты был бы у меня любимый негр…
– Ну зачем нам гарем? Нет, я понимаю, что не соответствую твоим желаниям, но Наташа, это будет огромная толпа, возьмут, и как сейчас модно, устроят революцию. И свергнут нас с тобой в младшие гаремцы.
– Иван, а ты мне про себя расскажешь? Или так и будешь отшучиваться?
– Ну чего рассказывать-то? Мама с папой сгорели зимой двенадцатого в пожаре, в поместье. Остался только я, и младший брат. Продали поместье. Брата забрала родня в Екатеринодар. А я поступил в Политехнический институт. Потом война. Брат в семнадцатом году поступил в тот же институт. После так и остался у красных. Я его не ищу, у него могут быть неприятности.
– Это родители хотели, чтоб ты был инженером?
– Они хотели, чтобы я пошел в семинарию. И принял постриг. Но, работа по выходным… не для меня это.
Когда я провожал её на работу, она сказала что заметила и оценила мой новый гардероб. А я сообщил, что так сейчас одеваются американские бандиты. Пусть подкинет своей хозяйке термин гангста-стайл. Буржуа должно понравиться.
Еще ночью я предупредил Наташу что намерен украсить Париж своим временным отсутствием. Он расстроилась. Мне было приятно.
Когда я постучавшись вошел в комнату Мейделя, то обнаружил его в постели с Жюли и Катрин. Близился полдень. На полу стояла корзина с полудюжиной пустых бутылок из под шампанского. Для лейб-гвардии все очень скромно, почти аскетично. Заспанная Катрин протерла глаза и сказала:
– Мсье Айвен, вы такой красавчик!
Дорогой костюм-тройка, пальто из тончайшего кашемира, ослепительная рубашка, сверкающие ботинки и мягкая шляпа, ничего кардинально не поменяли. Но взгляды встречных дам исполнились благожелательностью.
– Кольцов! – зашевелился барон – в такую рань?
– То есть, Яков Карлович, ты выпил это все один? И даже не угостил барышень?
– Мсье Айвен, – подала голос Жюли – после кафе нам уже и не хотелось!
– Вы еще и в кафе отметились?