Между двух огней - страница 2
Но все благополучно разрешилось, когда Инга с бабушкой переехали в другую квартиру. Теперь окна выходили на восток, а рассветы, которых всерьез опасалась бабушка, оказались для Инги вполне безопасными. Она относилась к ним совершенно равнодушно – может быть, потому, что была настоящей «совой» и ее эстетическое чувство просто не способно было просыпаться вместе с солнцем. Хотя, скорее всего, причина была совсем не в этом. Просто с Ингой случилось то же, что рано или поздно случается с каждым человеком – она стала взрослой.
«Взрослой», – усмехнулась Инга собственным мыслям. Машина подпрыгнула, угодив колесом в какую-то не замеченную Ингой трещину на дороге, и вместе с ней тревожно подпрыгнула фигурка маленького зверька, подвешенного к зеркалу заднего вида.
Зверь был серым и звался Мыхом. Мых носил пестрый комбинезон и проживал в Ингиной машине вот уже почти два года. За эти два года еще ни разу не случилось, чтобы Инга, садясь утром в машину, с Мыхом не поздоровалась. Или чтобы Инга с Мыхом не попрощалась, оставляя машину на стоянке на ночь. Чтобы не поведала Инга Мыху какую-нибудь историю из своей жизни, чтобы не посоветовалась с ним по поводу какой-нибудь глобальной проблемы – такого тоже не случалось ни разу. И кто это, интересно, придумал, что в двадцать шесть лет люди обязаны быть взрослыми?
Инга становиться взрослой категорически не собиралась. Все ее существо отчаянно сопротивлялось этому странному и необъяснимому с точки зрения логики процессу. Она будто бы плыла против течения жизни, сопротивляясь ему изо всех сил в надежде, что рано или поздно это течение все же поймет, что Инга сильнее, и оставит ее в покое.
Только однажды этот воображаемый поток времени, который Инга всегда мысленно сравнивала с убегающей вдаль прохладной рекой – чистой и прозрачной, как утренняя роса – захлестнул ее, накрыл с головой и заставил захлебнуться. В тот день, ощутив всю силу этого потока и почувствовав во рту его горько-соленый вкус, она перестала сопротивляться.
И все-таки, несмотря на эту горечь, она до сих пор любила смотреть на закат. И ни минуты не сомневалась в том, что, исчезая за линией горизонта, солнце на самом деле ложится спать, утопая в мягкой пуховой перине, свернувшись на атласной подушке рыжим клубком. Что солнце, засыпая, видит сны, и сны эти ничем не отличаются от тех, что приходит по ночам к людям. Что у людей и у солнца сны общие, и иногда случается такое, что спящему солнцу и какому-нибудь человеку может присниться один и тот же сон, и тогда, проснувшись, этот человек сможет поделиться с солнцем своими воспоминаниями.
«Смешно», – подумала Инга, сосредоточенно глядя на дорогу, бегущую вдаль ровным темно-серым полотном. Закат маячил сбоку, с правой стороны, и дразнил Ингу, предлагая остановиться. Заглушить двигатель, убрать с руля уставшие руки, откинуться на спинку сиденья и замереть на несколько минут. Справившись с потребностью вдыхать и выдыхать воздух, преодолев вечное движение мыслей – остаться наедине с засыпающим солнцем, прилипнув носом к стеклу, ощутить кожей его оранжевое тепло и поверить в то, что этой ночью именно она, Инга Петрова, окажется тем самым человеком, которому приснится тот же самый сон, что будет сниться солнцу. И тогда, проснувшись, она сможет поделиться с солнцем своими воспоминаниями.
Если, конечно, ей удастся сохранить этот сон в памяти. Как и большинство обыкновенных людей, Инга почти никогда не помнила своих снов. Стоило ей открыть глаза – и сон рассыпался на тысячи мелких разноцветных осколков, превращался в теплую сахарную пыль, спиралью поднимался к потолку и исчезал, растворяясь в утреннем свете. Ей часто мерещились звуки, напоминающие гулкую вибрацию камертона, в эти короткие секунды, когда уходили сны. Фрагменты этих снов, порой по необъяснимым причинам всплывающие в памяти, были совершенно бессмысленными. Фарфоровая маска с женским лицом и восточной прорезью глаз, белая увядшая роза в глиняной вазе, фонари, висящие в воздухе на невидимых нитях. С одной стороны необычно, с другой стороны – ничего особенного. Воссоздать по этим обрывкам картину сна было невозможно. Но Инга и не пыталась – вряд ли такая чепуха вроде фарфоровых масок могла бы присниться солнцу.