Между нами - страница 4

И, поправив шарф, попыталась уйти, но была очень грубо схвачена за руку и усажена обратно на лавочку.

— Да ладно тебе, Вишневская, давай посидим, поболтаем. Может, — рука недвусмысленно легла на мою коленку, — познакомимся поближе.

Ситуация недвусмысленного катарсиса накрыла меня с головой, и я тупо пялилась на мужскую руку учителя, что нахально так поглаживала меня по ноге.

Свое «да блядь» я могу тянуть вечно.

— Въебу. — Спокойно и даже как-то меланхолично сказала я, понимая, что все, пиздец котенку, довели. И если он сейчас еще хоть что-нибудь скажет, я реально не сдержусь.

— Что? — Недоуменно спрашивает он, чуть сжимая свою руку.

— Въебу, говорю, так, что в воздухе переобуешься, если руку нахуй не уберешь. Так понятнее? — Все-таки отец-кикбоксер мирового класса это вам не шуточки. Характер у меня в батю.

— Вишневская, ты че, совсем страх потеряла?

— Единственный, кто тут в край страх потерял, это ты! — говорю я, все еще находясь в какой-то странной прострации. — Так что руки убери и скачи потихонечку отсюда, пока мой друг не подошел и не сломал тебе ебальник. Или, в крайнем случае, его сломаю тебе я.

— Вишневская… — Начал было учитель, набычиваясь, и я приготовилась отбивать руку, и бить в ответ, когда с боку раздалось впервые для меня приятное:

— Мелкая, долго ждала?

Троекратное «Да блядь».

========== 2. “Последствия профессиональной этики” ==========

— Соболь! — Радостно выдыхаю я, вырывая руку из хватки учителя и подрываюсь к парню, прячась за его спиной. — Какого хера ты так долго? Я заждалась тебя уже! До свидания! — бросаю учителю и тяну парня в сторону. — Пошли уже. Я есть хочу! — И я просто насильно утягиваю парня от учителя, который зло сверлил Соболя взглядом.

— Слава богу! — Выдыхаю я, стоило нам завернуть за угол. — Я просто не знаю, что бы произошло, если бы ты не появился.

— Ты бы сломала ему ебальник. — Насмехается парень, поправляя капюшон куртки — дождь-то все еще лил.

— Не только я. Еще мама, брат, старшая сестра и папа. Папа бы его просто убил.

— Представляю. — Улыбается он, показывая клыки. — Я помню твоего брата.

— Ну да, Коля у меня та еще дура. Такого с ног снести — уже старание, а уж про остальное я вообще молчу.

— А ты, собственно, что делала на улице в такое время?

— Рефлексировала. — Смеюсь я, посматривая на витрины кафешек, что шли стена к стене. Надо покушать.

— Пошли, — Соболь, все еще держа мою руку в своей, перехватил мой взгляд и потащил в первую попавшуюся кафешку. — Угощу тебя кофе и чем-нибудь сладким. Или ты сейчас начнешь кричать, что тебе не нужно ничего от нас, хуеносцев?

— Я что, — рассмеялась я, — похожа на конченную?

— Да.

— Не настолько. — Насупилась, пряча нос в шарф. — И сладкое я не люблю.

— Так уж и быть, можешь заказать все, что хочешь.

— Прям все? — Хитро смотрю на парня, в уме прикидывая, что я хочу.

— Прям все.

Ну что ж, хлопчик, ты сам себе подписал этот приговор.

— Ты серьезно съешь это все? — Парень в шоке смотрит на меня и полный поднос с тремя гамбургерами, двумя картошками, наггетсами, луковыми кольцами и мороженкой. Главное — мороженка.

— Я подумаю и, может, возьму себе еще что-нибудь.

— Даже я столько не ем. — Он взглянул на свой поднос, где была всего лишь половина от моего заказа. — В меня просто не влезает.

— Я привыкла столько есть с тех пор, как из меня решили делать олимпийскую чемпионку. А потом рост метр шестьдесят, проблемы с сердцем, разочарование в жизни и прочее-прочее-прочее. — Грустно тяну я, закидывая в рот картошечку. — Ты видел мою семью? Да сто процентов на каких-нибудь соревнованиях Коли или Алины. Все такие статные, высокие, все дела. И я рядом — тумбочка на ножках.

— Почему ты себя постоянно тумбочкой на ножках называешь?

— Да меня отец так лет в девять назвал. Я тогда по росту не прошла на какие-то соревнования и всё, все поняли, что в жизни мне особо ничего не светит. Ну, — наггетс пропал у меня во рту, — зато я умненькая. Тут уж точно со мной мало кто может соревноваться. А еще я красивенькая. Не Алина, конечно, храни господь ее и всю ее семью, но что поделаешь? Зато реально умная. Чем себя и успокаиваю последние семнадцать лет.