Между нами никаких секретов - страница 15

стр.

— Мисс! — в третий раз воскликнула молодая женщина и Скарлетт подпрыгнула.

— Простите...

— Я сказала, что возьму водку с лимоном.

— Конечно, — прошептала Скарлетт, записала заказ и растерянная развернулась, чтобы вернуться в бар.

Как только передала заказ бармену, она попросила разрешения сделать на пару минут перерыв, чтобы сходить в ванную и оправиться от только что случившегося молчаливого и пламенного диалога.

— Ты в порядке? — спросил у неё коллега.

— Просто закружилась голова, — ответила она, в спешке покидая переполненный зал.

Девушка бросилась в туалет и с силой закрыла за собой дверь. Затем прислонилась к двери и зажмурилась.

— Чёрт! — выкрикнула проклятье Скарлетт. В груди бешено колотилось сердце.

— Твою мать, бля, бля!

Ей казалось, что она сходит с ума от разочарования и желания. Она хотела оторвать пуговицы с этой проклятой безупречной рубашки и сантиметр за сантиметром увидеть спрятанную под ней кожу, отмеченную чернилами. Она хотела обвести контуры этого таинственного изображения поцелуями, прикасаясь губами и кончиком языка. Она желала, чтоб эти сильные руки обняли её, а свои пальцы погрузить в эти шёлковые волосы цвета мёда, мечтала провести ногтями по этой широкой спине. Желала почувствовать его между ног, внутри своей плоти до самого основания. Она хотела узнать вкус его грешного рта и члена, который представлялся ей величественным.

Она до жути хотела Матиаса, и всё же не могла принять идею его покупки, и это сводило Скарлетт с ума.

Она положила руки на холодный край раковины и ухватилась за него так сильно, что на пальцах побелели костяшки, а затем уставилась на себя в зеркало.

— Дерьмо!

Из туалета девушка вышла потной и возбуждённой, совсем не готовая вернуться к столику Матиаса. Она шёпотом молила о том, чтобы за время её отсутствия заказы уже подала другая официантка.

Ей не повезло.

— Двойной скотч и водка-лимон на восемнадцатый столик. Пошевеливайся, Маккей! — Отдал указание один из парней за стойкой и, несмотря на своё состояние, Скарлетт взяла маленький поднос и направилась к столику.

Когда она оказалась перед парочкой, то ничего не сказала, лишь наклонилась, чтобы поставить напитки на стол, ухватив их фигуры краем глаза. Молодая женщина держала свой мобильный телефон с идиотской улыбкой на лице. С другой стороны, Матиас, решительно пялился на Скарлетт. Он внимательно следил за всеми её движениями, пока она расставляла перед ними алкоголь.

Когда Скарлетт подняла взгляд, больше не в силах не обращать внимания на дерзкое поведение, она не нашла ожидаемого. В зелёных глазах ни наблюдалось и следа высокомерия или бравады, ни обычной холодной отстранённости, ни ранее присутствующего соблазна. Только дверь в душу, которую он обычно защищал, скрывая за вымышленными эмоциями или острыми словами. Это был нежный и кроткий взгляд, почти грустный. Как будто Матиас хотел в чём-то признаться, что касалось их обоих, и чего она не могла понять.

Эти размышления прервало возбуждённое чириканье рядом с ними.

— Прибыли наши напитки, Мати! Отпразднуем?!

Девушка восторженно захлопала в ладоши и завертелась в кресле как ребёнок. Так воодушевиться от пары напитков? Она находилась рядом с мужчиной, из-за которого Скарлетт потеряла сон, и вместо того, чтобы подняться наверх и скакать на нём как будто не наступит завтра, она приходила в восторг из-за водки? Скарлетт заставила себя не показывать испытываемый гнев.

— С вас двадцать пять долларов, — сказала с раздражением.

Дура запустила руку в сумку, вытащила банкноту достоинством в пятьдесят долларов, и передала ей деньги, даже не глядя в глаза.

— Скажи ей, чтобы оставила сдачу, — пробормотала она, уже держа во рту соломинку.

«Идиотка, испорченная и грубая», — снова подумала Скарлетт, злясь всё больше и больше, потому что обращение с Матиасом, как с подчиненным, заставляло кипеть в её венах кровь.

Но затем, как удар кулаком в живот, её поразила жестокая мысль. Это была его работа: женщины платили ему, потому что он повиновался, потому что удовлетворял их всех в любой фантазии или желании. Этот жест был ничем по сравнению со всем, что он делал каждую ночь для них и с ними.