Между шестью и семью - страница 4

Леону легко. Правда, он весь день на ногах, но зато не один. Препирается с пассажирами из-за билетов, улыбается той да этой, одёргивает кое-кого, когда идёт посадка, — так время проходит куда быстрее. А Клод сидит в своей кабине совсем один. Он всегда один, даже после работы. Порой он говорил себе, что нужно сделать что-то, изменить это положение. А порой думал, что ничего не может сделать. Наверно, такова уж судьба. В голове у него вертелось какое-то изречение, которое он слышал ещё в школе: человек рождается один и один умирает. Наверное, это в самом деле так. Впервые он понял это в Дюнкерке.

Ему никогда не забыть Дюнкерк. Стоило закрыть глаза, и в памяти всплывала широкая полоса мокрого песка, оставленная отливом, и тысячи человеческих фигурок, бегущих к морю. Потом воздух вдруг становился плотным и тяжёлым от рёва самолётных моторов. Первые бомбы с зловещим воем устремлялись к земле. Грохотали взрывы. Клод больше ничего не видел. Он лежал, уткнувшись лицом в песок, и машинально разгребал его руками. Ему хотелось сделаться маленьким, как можно глубже зарыться в землю. Умом владела одна мысль: «Всё кончено». И он был один, совершенно один. И каждый из тысяч лежащих вокруг был один.

Шофёр провёл руками по лицу и снова оглядел улицу.

После воспоминания о Дюнкерке окружающее стало казаться уже не таким отталкивающим. Это всегда так. Клод давно заметил это, и когда становилось невмоготу, закрывал глаза и вспоминал Дюнкерк. Знал, что, когда он откроет глаза, настоящее будет казаться не таким уж мрачным. Почти сносным.

Вот и зелёный свет зажёгся. Колонна медленно двинулась вперёд. Клод старался держаться как можно ближе к передней машине. Хотя это и было опасно. Остановись внезапно идущая впереди машина — и автобус подомнёт её. Тут уж не до посторонних мыслей, нужно глядеть в оба. Что ж, так оно и лучше. Когда ты занят, время проходит быстрее.

Зелёный свет всё не гас. Наверно, полицейский на углу зазевался или ругал какого-нибудь слишком прыткого водителя. И это кстати. Ещё немного, и Клод доберётся до остановки. Только таких чудес не случается, особенно между шестью и семью.

Зелёный свет погас. Загорелся жёлтый, потом опять красный. А до остановки всего какая-нибудь сотня метров. Всегда так получается.

Сзади послышался голос Леона:

— Я же вам объясняю, что это не остановка, поймите же!

— Очень меня интересует ваша остановка! — кричала какая-то женщина. — Дайте мне сойти!

— Сойдёте, как все, на остановке.

— Боже, какое упорство! Вы откроете двери или нет?

— Нет. Существуют правила.

Леону куда легче. За разговорами день проходит быстрее. А Клод один в своей кабине. И дома тоже один. Когда он воз вращается домой, ему кажется, будто он попадает в могилу. Комната без окна. Вернее, окно есть, но оно чуть ли не упирается в нештукатуренную стену соседнего дома. Щёлкает выключатель, и комнату озаряет призрачный жёлтый свет. Чем слабее лампочка, тем меньше счёт за электричество. Клод кладёт на стол потрёпанную сумку и садится ужинать. Огрызок сухой колбасы, брынза, смятый кусок булки и полбутылки вина. Ужин — это то, что осталось от обеда. Клод покупал продукты в большом Монопри — универсальном магазине, где продаются дешёвые товары. На витрине там выставлено всё самое дешёвое. Колбаса — 90 франков, брынза — 65 франков банка, вино — 70 франков. Большего Клод не может себе позволить. Порой он покупал для разнообразия небольшую сардельку, но это была уже роскошь. От сардельки ничего не остаётся на ужин.

Клод расстилал на столе кусок старой газеты и садился есть. Аппетита не было. Снова появлялся противный металлический привкус. Словно кто-то набил ему желудок латунными болтами. Клод откупоривал тёмно-зелёную бутылку и отпивал большой глоток. Металлический привкус становился менее ощутимым, по телу разливалось приятное тепло. Будь у него побольше денег, каждый вечер выпивал бы по бутылке. Даже по две бутылки, как Бернар Бездонный, с которым они вместе живут. Бездонным его прозвали за то, что он, мог пить подолгу, без передышки. Клод знал, что и в эту минуту Бернар сидит перед стойкой в бистро на углу. Там же, наверно, и Леон, и ещё масса знакомых. Наверно, жребий бросают — кому оплачивать следующий заказ. Клод тоже мог пойти после ужина в бистро, но он знал, что не пойдёт туда. У него на это нет денег, а угощаться за чужой счёт не в его правилах. Он просто ляжет спать. Должно быть, поэтому приятели из их квартала считают его скучным человеком.