Мгла над миром - страница 6
– Лекари сделали все необходимое, подлинное исцеление вряд ли понадобится. Но достойный Маýз очень слаб и решил довериться чародеям.
– Верховный говорил, советник идет на поправку.
– Вот это вам нужно будет проверить, – с непонятной интонацией произнес слуга.
– Что вы имеете в виду?
– У советника… есть подозрения. Достойный выбирает лучших лекарей, но всегда остается опасность.
Слуга натужно подбирал слова, но Аджит уже понял, что чародеи понадобились как нейтральная сила, не вовлеченная в дворцовые интриги. Что ж, он был магом-целителем и неплохим, Аджит сталкивался со всяким. Могло быть хуже: будь у него особая связь с камнем – надрывался бы с собратьями на строительстве каналов и дорог.
– Вот и пришли…
Слуга ускорил шаг, Аджиту оставалось лишь поспешить следом.
Советник Золотого двора обитал в роскошной резиденции в дворцовом квартале, Золотой палате. Только внутри чародей осознал, насколько все плохо. Бывает, войдешь в чужой дом – и сразу понимаешь, что он словно бы перевернулся: слуги снуют без цели, все огрызаются, и обстановка страха… маг ощущал ее кожей. В самом что ни на есть буквальном смысле.
Еще хуже оказалось в самих покоях. Аджит не был бы хорошим целителем, если бы не ощущал чувства людей с особой остротой. Смерть и страх, царящие в комнате, были густыми, как вонь портовых закоулков.
– Раздвиньте занавеси, – резко приказал он.
Слуги засуетились, убирая расписные ширмы и раздергивая драпировки, впустив в комнату соленый запах моря и крики чаек.
Аджит никогда прежде не видел Мауза иль-Нехáта, смотрителя казны, но подозревал, что тот был полным человеком с лоснящимся от довольства и хорошего питания лицом. Сейчас среди атласных покрывал лежал старик, сгоравший – и уже почти сгоревший – изнутри. Он был в сознании, и когда чародей присел на край кровати, попытался заговорить. На исхудалом лице осталось слишком много кожи: она пришла в движение, как диковинная маска, но голоса маг так и не расслышал.
– Лучше помолчите. Не тратьте силы, – проговорил Аджит.
– Ему стало хуже аккурат как вы отправились за колдуном, – говорил слуга за спиной у мага.
– …послал за лекарем? – кажется, голос провожатого.
– Ползвона назад. Мы…
– Тихо! – прикрикнул чародей. – Мне нужна тишина. Я уйду в себя, чтобы найти болезнь и вывести ее из тела. Сколько бы лекарей ни заявились, пусть помалкивают и не мешают. Мне потребуется… – он умолк, прикидывая время, – не больше звона.
– За звон он может оказаться при смерти, – тихо произнес проводник: похоже, секретарь, а не обычный челядинец.
– Ваши лекари корпели дни напролет, – отрезал Аджит. – Если вы не выделите хотя бы звона, зачем вообще звать целителя?
Взгляд секретаря обжег Аджита холодом.
– Сейчас не время артачиться, колдун!
– Хорошо. – Чародей встал. – Передайте лекарям мои лучшие пожелания! – и, пока секретарь не успел опомниться, шагнул к нему вплотную. – В нашем положении есть одно достоинство: мы не боимся ни Золотого, ни Бумажного двора. Круг пал так низко, что хуже только новая резня. Вряд ли тебе это под силу. Особенно, если твой господин умрет, а новый советник вышвырнет тебя отсюда, едва переступит порог. Дай мне звон. После – делай, что считаешь нужным.
Нужно отдать должное, секретарь колебался всего-то пару ударов сердца.
– Убери всех слуг, – приказал он напарнику. – Держи лекарей за дверью и пусть попробуют поднять голос! Если я их услышу…
Аджит так и не узнал, чем закончится для лекарей излишний шум. Вновь присев на край постели, он принял позу поудобнее, положил руку на грудь советника. Вдох, выдох – и он уже не слышал, что творилось вокруг.
Проникновение в разум больного похоже на путешествие по лабиринту алых туннелей. Вернее – так это виделось Аджиту. Изнанка мира лишена цвета и звука, магов учат придавать ей облик, чтобы не сойти с ума в пронизанной потоками силы пустоте. Чародей с детства любил медицину и знал, как выглядят кровеносные сосуды. Потоки силы в теле он представлял себе примерно так же.
Болезнь спутала эти потоки, отыскать ее не составило большого труда. Это было похоже на… пещеру, в которой струи красноватого света смешались, потускнели и переплелись в клубок, пульсирующий в такт ударам сердца. Труднее было этот узел расплести – да так, чтобы не повредить ни единой нити.