Мгновения жизни отца народа - страница 10
еще не осознали другие: нельзя соглашаться на эту просьбу товарища
Сталина, нельзя соглашаться, чтобы он сложил с себя вот это одно,последнее из трех своих полномочий, нельзя. Лицо Маленкова, его жесты,его выразительно воздетые руки были прямой мольбой ко всем
присутствующим немедленно и решительно отказать Сталину в его
просьбе. И тогда, заглушая раздавшиеся уже из-за спины Сталина слова:
«Нет, просим остаться!» или что-то в этом духе, зал загудел словами
«Нет! Нет! Просим остаться! Просим взять свою просьбу обратно!».
Хрущёв, возможно лжёт, но вспоминает, что Сталин не согласовывал
список членов Президиума с членами Политбюро: «Когда пленум
завершился, мы все в президиуме обменялись взглядами. Что случилось? Кто
составил этот список? Сталин сам не мог знать всех этих людей, которых
он только что назначил. Он не мог составить такой список
самостоятельно. Я признаюсь, что подумал, что это Маленков приготовил
список нового Президиума, но не сказал нам об этом. Позднее я спросил его
об этом. Но он тоже был удивлен. «Клянусь, что я никакого отношения к
этому не имею. Сталин даже не спрашивал моего совета или мнения о
возможном составе Президиума». Это заявление Маленкова делало
проблему более загадочной…
…Некоторые люди в списке были мало известны в партии, и Сталин,без сомнения, не имел представления о том, кто они такие».
У Симонова можно прочесть, как Сталин «высек» ряд членов
Политбюро: «Главной особенностью речи Сталина было то, что он не счел
нужным говорить вообще о мужестве или страхе, решимости или
капитулянтстве. Все, что он говорил об этом, он привязал конкретно к двум
13
членам Политбюро, сидевшим здесь же, в этом зале, за его спиною, в двух
метрах от него, к людям, о которых я, например, меньше всего ожидал
услышать то, что говорил о них Сталин.
Сначала со всем этим синодиком обвинений и подозрений, обвинений в
нестойкости, подозрений в трусости, капитулянтстве он обрушился на
Молотова. Это было настолько неожиданно, что я сначала не поверил
своим ушам, подумал, что ослышался или не понял. Оказалось, что это
именно так…
При
всем
гневе
Сталина,
иногда
отдававшем
даже
невоздержанностью, в том, что он говорил, была свойственная ему
железная конструкция. Такая же конструкция была и у следующей части
его речи, посвященной Микояну, более короткой, но по каким-то своим
оттенкам, пожалуй, еще более злой и неуважительной…
Не знаю, почему Сталин выбрал в своей последней речи на пленуме ЦК
как два главных объекта недоверия именно Молотова и Микояна. То, что он
явно хотел скомпрометировать их обоих, принизить, лишить ореола одних
из первых после него самого исторических фигур, было несомненно…
Почему-то он не желал, чтобы Молотов после него, случись что-то с
ним, остался первой фигурой в государстве и в партии. И речь его
окончательно исключала такую возможность».
Симонов, кстати, забыл, что речь шла не только о Молотове и
Микояне, но и о Ворошилове. (О нем пишет в своих воспоминаниях
Шепилов).
Но ни Молотов, наговоривший Феликсу Чуеву огромные по объёму
воспоминания, ни Хрущёв с Кагановичем и Шепиловым, написавшие
подробные мемуары, ни словом не упомянули, что после XIX съезда:
- партия переставал быть частью Всемирного коммунистического
интернационала и становилась чем-то вроде православной церкви в царской
России;
- состоявший из 10 человек орган политического управления СССР –
Политбюро – был упразднён и заменён состоявшим из 25 человек
Президиумом – органом управления только партией, соответственно был
упразднён старый орган управления партией при пяти секретарях – Оргбюро, а количество заменивших этот орган секретарей увеличилось с 4-5 до 10.
- этими мерами партия была лишена государственной (политической) власти.
Партия лишилась органов управления государством, и ни один