Миасская долина - страница 8

— Ну, будьте здоровы, дорогие товарищи! — стал прощаться директор. — Еще найдете — тащите сюда, никак не откажемся…

По длинному, полутемному и очень узкому коридору кассир повел их в дальний, конец конторы, поставил перед зарешеченным стальными прутьями окном, а сам вошел в кассу. Пригнув головы, упираясь лбами в прутья, Барсуков и Захарыч смотрели за решетку и видели, как постанывающий от боли кассир ворочается в тесной клетушке. Он взвесил самородок, заполнил на него бланк паспорта, распахнул толстенную дверцу и уложил золото в сейф. Дверца закрылась, и самородок стал государственным достоянием.

— Добрый был самородок! — не без сожаления повторил Захарыч и вытер лицо подкладкой малахая.

Барсуков ничего не сказал, но и он в глубине души неизвестно почему почувствовал теплое и грустное сожаление: вот и кончилась вся эта занятная история. Вот и нету у него богатого дара недр земных, которым так щедро наделила его мать-природа. Но тут же возникло чувство облегчения и радости: закончено трудное дело, самородок теперь находится там, где ему надлежит быть, и о нем можно больше не беспокоиться.

К собранию готовились давно. Три дня молодой мастер плавильного пролета Сомов — его в цехе звали просто Юрой — толковал с рабочими и от каждого заручился согласием выступить и поддержать его. Перед обеденным перерывом Юра позвонил секретарю партийного бюро Котову, рассказал о подготовке, и тот обещал прийти на собрание.

И вот он пришел, но не один, как ожидал Юра, а в сопровождении пяти человек. В шляпах, в разноцветных макинтошах, они выглядели так нарядно и непривычно в суровой и мрачноватой обстановке литейного цеха, что почти все рабочие отрывались от дела и долго смотрели им вслед.

— Принимай, Юрка! Гости пожаловали! — сказал Котов. Отвернувшись от тех, кого он привел, Котов подмигнул Юре и усмехнулся, но все равно мастер заметил на его лице растерянность, точно и Котов не знал, что придется идти в плавильный пролет в таком сопровождении.

Мужчины окружили Юрия и храбро пожимали его грязную руку, которую он едва успел обтереть схваченной с формовочного станка замасленной ветошью. Прибывшие бормотали свои фамилии, Юра бормотал в ответ: «Очень приятно!» и исподлобья разглядывал одного за другим.

Он знал только щуплого, похожего на мальчишку паренька с палкой — сотрудника заводской многотиражки. Об остальных можно было догадываться, кто они такие. Один, несомненно, был фотографом — аппарат с большим диском лампы-вспышки болтался у него на груди. Другой поставил у ног увесистый чемодан — вероятно, магнитофон. Два других, глубоко засунув руки в карманы макинтошей, ходили и взирали на вагранки с таким сосредоточенным видом, точно хотели навеки запомнить все то, что приходится им сейчас видеть.

— Сделаем так, Юра, — пригнувшись к уху мастера, сказал Котов. — Соберешь ребят, и я им — сообщение. Потом берешь слово ты и читаешь обязательство. Этим товарищам поможешь, если что понадобится.

— Кто такие? — спросил Юра.

— Областная и городская пресса, радио, фото. Партком прислал. Так что проследи, чтобы поменьше чумазых было. Пусть умоются, что ли… Не забудь оповестить еще раз!

Юра ушел в пролет к рабочим, а когда вернулся минут за десять до обеденного перерыва, его осадили фотограф и радиорепортер. Фотограф, кипя нетерпением, требовал предоставить в его распоряжение мостовой кран для какой-то «верхней точки», радиорепортер уныло жаловался, что не может найти ни одной осветительной розетки.

— Мостовой кран дать не могу, им не командую. Осветительная розетка есть в конторке мастера, пройдите туда!

Областной и городской очеркисты обступили шихтовщика колошниковой площадки Казымова. Они о чем-то его расспрашивали, а так как в цехе было шумно, то выслушивали его ответы, приставив уши к самому казымовскому рту. Скосив глаза, писали в блокнотах, пристроив их тут же на широкой груди шихтаря.

Юрий от души посмеялся — интервью нелегко давалось мешковатому Казымову. Красный, с остекленевшими глазами, он широко открывал рот, выдавливая из себя ответы.

Многотиражник бедным родственником стоял в сторонке и с любопытством наблюдал за старшими по чину товарищами. Котов прислонился к колонне и перебирал пачку бумаг.