Миф о красном терроре - страница 21
(те самы эсеры)
Террористический элемент в нашей программе
Вопрос о своевременности или несвоевременности, вреде или пользе террористических действий вновь народился в революционной литературе. Выстрел Балмашова вызвал несколько попыток вновь воскресить прежние дебаты на ту же тему.
Теперь без колебания можно сказать, что это — «давешний спор, уже взвешенный судьбою»… Сколько ни высказывали сомнений, сколько возражений ни выставляли против этого способа борьбы партийные догматики, жизнь каждый раз оказывалась сильнее их теоретических предубеждений. Террористические действия оказывались не то что просто «нужными» и «целесообразными», а необходимыми, неизбежными…
Самый характер террористической борьбы, связанный прежде всего с пролитием крови, таков, что все мы рады ухватиться за всякий аргумент, который избавил бы нас от проклятой обязанности менять оружие животворящего слова на смертельное оружие битв. Но мы не всегда вольны в выборе средств.
И теперь, в то время, как «книжники» вели чернильную баталию по вопросу о том, можно ли терроризму придавать только «эк-спиративное», т. е., попросту говоря, агитационное, возбуждающее значение, или же надо допустить также значение устрашающее и дезорганизующее, — жизнь выдвинула на первый план такого рода потребность в террористических средствах, перед которой должны были умолкнуть все прежние возражения. Террористические акты сделались необходимыми в качестве самозащиты, в качестве оружия необходимой самообороны, без которой разгул ничем не сдерживаемого самодержавного произвола переходит всякие границы и становится нестерпимым.
Если на демонстрантов перестают действовать грозные окрики городовых, то в ход пускаются палки и пинки; перестают действовать они — пускается в ход натиск лошадьми; привыкают к этому — на сцене появляются нагайки; привыкают к нагайкам — начинают гулять по головам демонстрантов ружейные приклады, обнажённые шашки, и, наконец, раздаются ружейные залпы. Дальше, казалось бы, идти некуда. Но и ружейные пули не останавливают демонстрации. Что делать? Русское правительство изобретательно. Оно знает, как всего больнее уязвить протестантов, оно знает, что для них есть нечто такое, чем они дорожат больше самой жизни: это их человеческое достоинство. И вот по данному свыше знаку возводится в систему самое наглое издевательство над личностью протестантов, надругательство над их честью. Связанного врага истязают в участках и тюрьмах; на женщин и девушек обрушивается сугубое унижение: нечистые руки жандармов грубо касаются их тела, с подчёркнутым намерением надругаться над женской честью, над девичьей стыдливостью; наконец, порка, позорная порка, от которой даже уголовные обитатели «мира отверженных» всё чаще и чаще начинают спасаться самоубийством, грозит сделаться обычным средством усмирения бунтов, стачек и демонстраций.
Значение террористической борьбы как средства самообороны слишком очевидно и понятно. Оно не может отрицаться даже самыми крайними противниками террористических средств. Даже «Искра», выставившая в последнее время (см. № 20) положения, что «терроризм изолирует революционную партию и тем осуждает её на поражение», «террор мешает организации, а следовательно, и вообще политическому воспитанию рабочих», — даже «Искра» не может закрывать глаза на действительность, и все ею сообщаемые фактические известия идут решительно вразрез с принципиальной антитеррористической тенденцией газеты С.-Дэков. Сообщая данные о голодовке политических заключённых в Екатери-нославской тюрьме (где их всячески оскорбляли, ругали площадной руганью, заключённым женщинам делали позорные и унизительные предложения и т. п.), «Искра» не может не признать, что «делом чести всех недовольных существующим строем является энергическими протестами заставить самодержавие обуздать разнузданное рвение своих холопов». Да, делом чести! Да, заставить! Но как? «Искра» отвечает: «энергическими протестами». Надеемся, однако, что не словесными и не бумажными? Мы сами не прочь бы хорошими словами усовестить Сипягиных и их присных, и не наша вина, если свистят пули, — вот единственно возможный теперь разговор с нашими министрами, пока они не научились понимать общечеловеческую речь и прислушиваться к голосу страны.