Миф о лягушке-царевне - страница 6

Лягушка слегка отодвинулась.

– Уж не голова ли здесь змея? – спросила она.

– Нет, – ответил он, – но змея я победил, и от его мира тоже ничего не осталось, и я из его костей, шкуры и мяса создал новый, чтобы место пусто не стояло. А это – единственная вещь из его прежнего мира. Я же отряхнул его прах со своих ног и явился к тебе. Когда отправимся на небо? – и Терун протянул руку и хотел лягушку по голове погладить^>57, но она так на Теруна посмотрела, что Терун решил этого пока не делать, и руку убрал.

– Пойди сперва к батюшке, да отнеси ему это, – сказала Мокошь, указывая на мешок величественным жестом передней лапки, – расскажи ему, как змея убил, и он тебе все скажет, что надо.

Не понравилось это Теруну, ибо похоже было, что лягушка надеется, что ее отец Теруна прогонит. Не боялся Терун ее отца, но и ссориться с ним не хотел.

Обходит Терун большой камень и опять садится на какой попало пень возле вызывного камня с надписью. Тут же и колдун старый из-за вызывного камня вышел. Увидав Теруна, очень обрадовался.

– Молодец, сынок, – вскричал он. – Я вижу, ты смог^>58? А дочка моя ничего не проведала?

– Не понимаю я тебя, отец, – удивился Терун, – о чем это она не должна проведать? Что я змея убил, из его мяса, костей и шкуры новый мир построил, и единственное, что от старого мира осталось, принес? Так это я ей, конечно, сказал. Только она на меня посмотрела не очень приветливо, и к тебе послала.

– Правильно, сынок, – обрадовался старый колдун, – Так и надо! Стой на своем! И мне ничего не говори!

Не понравились и эти слова Теруну, ибо похоже было на то, что и лягушка, и этот пень болотный ему не поверили, и хотел было он возмутиться, но какой-то внутренний голос предостерег его от этого^>59. Он решил подождать, что еще скажет старый колдун.

– Сегодня же и забирай ее! – сказал тот, и продолжал, глядя на Теруна упорным взглядом, как будто пытаясь что-то подсказать ему, – Ведь ты же, сынок, не хочешь взять с собой на небо всех Мокошей?..^>60

– А разве?.. – начал было Терун и остановился, боясь сказать лишнее. Он хотел спросить "а разве их много", но, раз колдун думает, или делает вид, что думает, что Терун знает, что их много, лучше делать вид, что он и впрямь знает.

– Ты хочешь спросить, имеешь ли ты право брать не всех? – подхватил колдун. – Конечно! Ты совершенно не обязан брать их всех, посватав только одну. Совершенно! Можешь, конечно, и всех забрать, я тебе только спасибо скажу… – он испуганно оглянулся, – … то-есть, засиделись они у меня в девках, вот что. Только выбирать тебе самому придется… И притом имей в виду, только один раз. От кого откажешься, назад не вернешь. От всех подряд начнешь отказываться – стало быть, самую последнюю возьмешь. Ну что, начали?

– Зачем мне выбирать? – удивился Терун, – я хочу ту, с которой разговаривал.

Колдун засмеялся.

– Ты разговаривал с тремя из них, – сказал он.^>61

Терун потерял дар речи, а колдун взмахнул рукой, и из-за вызывного камня на простор болота выплыли цепочкой семеро лягушек.

Они встали вокруг Теруна в кружок^>62, все одинаковые, зеленые, с большими глазами и широкой улыбкой.

– Кто начнет хвалиться-величаться? – спросил колдун.

– Давайте я, сестрички, – сказала одна из лягушек. Остальные промолчали, и она сбросила лягушачью кожу. Под ней оказался зверек поменьше, с серой короткой шерстью, острым носом, черными блестящими глазками, ловкими лапками и длинным тонким хвостом.

– Я – мышка-норушка^>63, – представилась она. – Я мала, тиха, скромна, работаю много, ем мало. Отнеси меня на небо! Ты меня и не заметишь больше – так незаметно я умею себя вести. Я тебе не помешаю, а в нужде пригожусь.

Терун покачал головой. Не так представлял он себе свою жену.

Мышь пискнула, завернулась снова в лягушачью кожу, лягушкой обернулась, и, в сторонку отпрыгнув, села посмотреть, что дальше будет.

– Иди-иди, – сказала одна из оставшихся, – чего вылупилась?

– Хочу и смотрю, – отвечала лягушка, бывшая мышью, – а ты уже испугалась, что у тебя не лучше моего выйдет, и ты тоже на небо не попадешь?

– Да не больно-то мне и хотелось, – отозвалась та. – Ладно, смотри, мне-то что. – Она обернулась вокруг себя, сбросила лягушачью кожу и оказалась зверьком побольше, с шерстью попушистее, серо-бело-черно-полосатой, глазами сверкающими, когтями острыми, хвостом толстым и очень пушистым.