Мифы и правда Кронштадтского мятежа. Матросская контрреволюция 1918–1921 гг. - страница 2

Однако об общем левом курсе большевиков в силу его больших последствий для истории спорили и ещё долго будут спорить историки в зависимости от ее новых поворотов, от новых революций и т. п. Так, с позиций современности следует, очевидно, считать левоэкстремистским спокойствие большевиков к обострению социальных страстей как к закономерной классовой борьбе, на что обращали внимание еще современники – сторонники Октябрьской революции. Это способствовало в дальнейшем развязыванию красного террора, хотя и он был в значительной степени трагически объективен. Но если в целом общий левый курс большевиков следует считать исторически оправданным, то малейшие уклонения влево на этом левом курсе должны приводить и приводили к особенно тяжёлым последствиям. Ленин писал в «Детской болезни «левизны» о подобных случаях, что стоит сделать маленький шаг дальше – казалось бы, шаг в том же направлении, – и истина превратится в ошибку. Политическое движение наполняется новым содержанием – со знаком «минус». В годы Гражданской войны в большевизме имел место целый ряд более левых течений: «левые коммунисты», «военная оппозиция», анархо-синдикалисты, троцкисты и др. Из них, пожалуй, наибольшую опасность представлял троцкизм с приоритетом мировой революции и ее экспорта. Он менее других имел народное происхождение, а, следовательно, больше других был склонен утверждаться насилием. На флоте имелась дополнительная почва (в виде кораблей, интернациональных связей и др.) для популярности идей экспорта революции, и матросы оставили здесь заметный след. Здесь сказалось то, что до Октября Троцкий больше всего любил бывать в Кронштадте.

Немало левых ошибок допускали большевики, когда твердый стратегический курс у них еще отсутствовал или когда особенно крутым ходом событий он ставился под сомнение. Так, они, как и другие партии, сразу после бурных февральских событий на флоте обратили самое пристальное внимание на усиление своего влияния в матросских массах. И также стремились это сделать по возможности левыми лозунгами. Первый же приезд делегатов большевистского центра (каковым являлся первое время Выборгский комитет) получил примечательный резонанс на заседании исполкома Петроградского Совета 4 марта с точки зрения симпатий к радикально настроенным матросам. Представители армии Кронштадта заявили, что «положение там очень серьезное благодаря столкновениям между матросами и сухопутными войсками», и особо подчеркнули, что приехавшие большевистские делегаты, «критиковавшие Временное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов, еще сильнее обострили положение». Но в своем дебюте в Кронштадте большевики оказались «левыми», скорее всего, незаслуженно. Просто они попали в момент, когда Кронштадт «протрезвел» и его качнуло вправо. Перехватившие (на время) инициативу у матросов солдаты искали подстрекателей. В целях усиления своего влияния среди матросов большевики считали само собой разумеющимся допускать левые эксцессы в матросской среде, чтобы стравливать между собой своих политических конкурентов.

Вопреки многочисленной советской литературе о революционном флоте в процессе сближения матросов и большевиков долгое время мощную политическую силу представляли именно матросы, с которой большевики явно заигрывали. Таким положение представлялось ещё в начале 1918 года. По сути, это было результатом левого экстремизма как у большевиков, так и у матросов.

Точка соприкосновения и большевиков, и матросов с левым экстремизмом заключалась в их общей ответственности за него как основных субъектов революции 1917 года и Гражданской войны. Поэтому у жертв этих трагических лет можно встретить соответствующее мнение о них. Вот отрывок одного из сочинений детей эмигрантов, написанных в 1923–1924 годах: «…Большею частью большевиков являются матросы, и потому вид их вполне матросский. Главное в их костюме составляет вооружение, которое состоит из ножа, ружья, пары бомб и перекинутых через плечи пары пулеметных лент. Вполне понятно, что впечатление, которое произвели на меня большевики, было для них нелестное. Выражаясь кратче, они мне напоминали бандитов низшего качества на большой дороге…»